– Выручай, капитан.

– Другое дело, – согласился я. – Лейтенант Зайцев здесь остается, я еду. Лучше на «уазике» ДПС, это особых подозрений не вызовет.

Медвежий Заяц, успел я увидеть краем глаза, хотел возмутиться, но вовремя сообразил, что если он уедет со мной, то двоим придется покинуть машину и прийти нам на смену. А они сейчас на «прослушке» сидят. Слушать уже, похоже, есть что, потому что черный «мерс» уже минут пять как должен был на место прибыть. А сейчас, после моего отъезда, только один из наших офицеров к нему присоединится, а второй за работой останется. И мне не ехать нельзя, потому что проконтролировать ситуацию необходимо.

– Наша машина вообще с гражданским номером, – сообщил Севастьянов, словно открытие сделал или будто за слепого меня принял. – Никаких подозрений. На нашей лучше.

– Тебе так кажется. Любая машина подозрительна. А ментовская, если она едет открыто, должна меньше подозрений вызвать, чем простая. Кто прячется, тот не едет открыто – это старая истина. Бравлинов наверняка подумает, что это-то уж не по его душу. И может даже сам полюбопытствовать, показаться, если он действительно здесь прячется. В чем я сильно сомневаюсь. Я вообще сомневаюсь, что он в городе. И тем более что он за городом. Если его из города выпустили, то он не в садах отдыхать заляжет, а уберется подальше на первом же попавшемся товарняке. До железной дороги, как я понял из карты города, пара километров. Сколько тысяч вагонов проходит в день через станцию?

Мент в ответ плечами пожал. Это и было его согласие с моими резонными доводами.

– Я с вами поеду, – решил «гиббоновский» майор. – Свою машину я никому не доверю. Кроме того, я там все дороги знаю. Вы без меня просто заблудитесь.

– Ну, тогда едем, чего ждать, – сказал я.

Как только свернули на боковую дорогу, у меня мобильник закукарекал. Это мне сын такую, грубо говоря, мелодию на трубку поставил – «утренняя песня петуха». Я звонка ждал уже давно и потому ответил сразу, хотя номер определитель высветил незнакомый.

– Вениамин Владимирович?.. – спросил тоже незнакомый и строгий женский голос.

– Да-да, я слушаю.

– Это из роддома. Нам номер дала ваша жена. Мы вас поздравляем. У вас сын родился. Вес три девятьсот, рост пятьдесят один. Хороший мальчик... – голос тем не менее был совсем не радостным. То есть голос был обычным, потому что постороннему человеку, работнику роддома, и радоваться было, по сути дела, не с чего. Для них появление на свет чьего-то второго сына дело вполне будничное. Но было в голосе что-то непонятное, какая-то недоговоренность.

– Спасибо. Как она сама? – сразу спросил я.

Пауза была долгой.

– Плохо, – ответили наконец. – Номер она после первых схваток дала, сейчас вообще не говорит. У нее сердце останавливалось. Хорошо, у нас кардиолог в корпусе оказался. Но состояние нестабильное. Врачи делают что могут.

– И что? – спросил я напряженно.

– Пока лежит под капельницей. Дежурим возле нее.

– Спасибо, – сказал я тихо. – Держите меня в курсе дела. У меня ваш номер высветился. По этому номеру звонить можно? Узнать.

– Это ординаторская. Звоните. Кто ответит. У нас сейчас только одна Рустаева тяжелая. Все в курсе. Скажут. А вы сами приехать не можете? Хорошо бы вам приехать. Я не буду скрывать, очень тяжелое состояние.

– Я в другом городе. Не могу оставить службу. – У меня комок в горле застрял и говорить мешал. – Как только возможность представится.

– До свидания. Звоните. Очень тяжелое состояние. Ко всему будьте готовы.

Я нажал клавишу отбоя, подумал пару секунд, потом выбрал из списка «справочника» номер командира бригады и позвонил напрямую ему.