– Что вы, Фёдор Михайлович! – испугался правнук. – Нельзя разбирать, сломаем.

– А мы его ломать не будем. Мы только снимем заднюю крышку, посмотрим, что внутри, и снова поставим её на место, – ответил старик, выдвинул ящик стола, где у него были инструменты, взял отвёртку. Осторожно отвинтив болтики, крепившие заднюю стенку телевизора, снял её, и они с Димой удивлённо уставились на разноцветные детали и провода.

– Ты, Дима, что-нибудь понимаешь? – спросил прадед.

– Нет, – ответил мальчик.

Фёдор Михайлович огорчённо вздохнул:

– Мне уже восемьдесят пять лет. Я много повидал на своём веку, объездил всю нашу страну, побывал за границей, умею всё делать для дома, а вот грамоте не учился, не было такой возможности: одна война заканчивалась, другая начиналась. Я воевал. Грамотный человек видит не только то, что снаружи, – он понимает глубину вещей. Вот я не понимаю принцип работы телевизора. Так что надо учиться.

Дима в знак согласия кивнул.

Старик собрал телевизор и включил его.

На следующее утро он сидел на скамеечке около дома, под старой берёзой, и рассматривал торчащее из зелёной травы, перевёрнутое вверх чёрными ножками голубое кресло.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Дима.

– Хочу сделать из веток кустарника кресло и подарить тебе.

– Зачем? – ещё больше удивился мальчик. – У нас итальянская мебель, и нам какое-то деревянное кресло не нужно.

– А ты не гоношись. Вы думали, что я целыми днями буду сидеть в мягком кресле и таращить глаза на телевизор? Да я что – дурак, что ли? Человек живёт по-настоящему только тогда, когда у него есть цель и он трудится, чтобы свои задумки претворить в жизнь. Вот сижу и думаю: с чего начинать делать кресло? Я стремлюсь к чему-то, значит, я живу.

И старик с мальчиком всё лето сооружал из веток лозы кресло. Дима это плетёное кресло привёз в свою комнату, поставил рядом с изящным полированным итальянским столом и часто вспоминал потом хрипловатый голос прадеда: «Человек живёт по-настоящему только тогда, когда у него имеются цель и любимое дело, чтобы свои задумки претворять в жизнь».

Недолго погостив, дочка с мужем в конце мая, собираясь к себе домой, укладывали вещи в дорожные сумки. Дед Данила, сидя на мягком стуле у открытого окна, тоскливо смотрел на них: ему опять оставаться одному. Он прижимал к себе болезненную пятилетнюю внучку Оксану, стоявшую рядом, и легонько гладил её по головке. До боли в сердце не хотелось ему расставаться с внучкой, и он робко попросил: «Оставьте, пожалуйста, у меня Оксану на лето. У вас там, на Крайнем Севере, снега, гибельные болота, смертельная мошкара. А у меня, в деревне, курортная местность, жаркое солнце. Малышка слабенькая, за лето и окрепнет. А к осени заберёте».

Спросили у Оксаны, останется ли она с дедушкой. Внучка в знак согласия обняла нежными ручонками деда за загорелую шею и положила головку на его крепкое плечо, обтянутое клетчатой рубашкой.

Утром родители Оксаны уехали, и дед Данила остался с внучкой. Они неторопливо направились в сарай доить серую козу. Оксана стояла рядом и внимательно, как мультик, смотрела на тёплые белые струи молока, которые с приятным шумом лились в маленькое ведёрко. Затем козу отвели на зелёную лужайку перед домом и привязали длинной верёвкой за металлический кол.

Дедушка с внучкой вернулись в избу. Старик варил манную кашу и говорил Оксане, сидевшей на табуретке: «Летом в деревне скучать некогда. Вечером надо пропалывать и поливать грядки лука, огурцов, помидоров, капусты, моркови и чеснока. Днём – ходить на речку и по пути смотреть, поспела ли на поляне земляника. Нам предстоит собрать в саду ягоды и фрукты, переработать их на зиму. В праздник Ивана-травника набрать лекарственных трав и высушить. Будем с тобой ходить за грибами. Короче, столько увлекательных дел, что все зараз не назовёшь».