Тут судья понизила голос, и самые важные слова обыватели упустили:

– А главные испытания еще впереди, Шарп. Вы ведь ни черта не знаете о той жизни, в которую так отважно вляпались. И учтите, я прекрасно помню, кто вы такой и на что способны.

– Я всегда был честен с вами, – сухо отрезал Дон.

Сольден кивнула:

– Я это оценила, вы сами знаете. Но учтите: сбросить вас со сцены для меня намного легче, чем храпящего в подворотне бомжа. Мне достаточно поднять записи с весны – и вы окажетесь в лучшем случае в сумасшедшем доме, а в худшем – в тюрьме. Мэг возненавидит меня за это, но у нас с ней и до вас хватало разногласий. Так что не забывайте моих слов.

Однако Дон лишь спокойно кивнул:

– Я запомню, мэм.

Судья распахнула дверцу, обдав зятя ароматом дорогого кожаного салона и отменных духов, и, уже садясь на руль, усмехнулась:

– Кстати, полагаю, что даже в вашем застенке вас обучили прозаической традиции содержания своей семьи. Я привезла отчет вашего поверенного. Боюсь, в ближайшие два года на остатки ваших родовых капиталов не прокормить даже кошку.

При этих словах лицо Дона дрогнуло, на миг совершенно преображаясь и становясь жестким и совсем не мальчишеским:

– Поверьте, мэм, об этой традиции я знаю куда больше вашего, – не повышая голоса, отрезал он, – в моем… застенке за неусердие бывало кое-что похуже развода.

Судья Сольден несколько секунд смотрела Дону прямо в глаза, а потом холодно бросила:

– Вот и отлично. Надеюсь на вас.

Джип унесся, распугивая непривычных к такому обращению кур, а Дон вернулся в дом. Уже назавтра обитатели деревни поняли: Шарпы остаются, и у них действительно все всерьез.

Вместо арендованного флигеля молодожены вскоре купили пустующий коттедж. Строптивая Маргарет, оказавшаяся студенткой последнего курса медицинского колледжа, сдала выпускные экзамены и мигом нашла работу в клинике соседнего города. Юродивый Дон же поразил всех, устроившись в большое скотоводческое хозяйство "Шелби и сыновья".

Грегори Шелби, коренной пайнвудец, слишком сентиментальный для коммерсанта, всегда был хорошим парнем, но даже он не решился бы нанять инвалида. Однако после долгого приватного разговора с четой Шарп он, вздыхая и многозначительно качая головой, протянул Дону договор о найме.

Уже к вечеру весть об этом разлетелась по всему Пайнвуду, упав в болото поредевших сплетен, будто пригоршня живых дрожжей в чан с давленными ягодами…

И на следующий же день, когда Маргарет парковала у клиники свой престарелый "додж", к ней подошла медсестра Карен Солс: ближайшая соседка Шарпов и особа настолько неравнодушная к чужой беде, что даже пастор в ее присутствии невольно чувствовал себя бессердечным эгоистом.

Строго говоря, сплетницей Карен не была, но вся ее натура восставала против житейской несправедливости любого сорта. А потому сейчас она без раздумий бросилась в бой:

– Миссис Шарп! – окликнула Карен тем особым голосом, каким пациенту обычно намекают, что бутылка бренди на тумбочке выглядит огорчительно, – я так рада за вас, милая! Вот уже не знала, что такая юная девушка – уже дипломированная медсестра. Вы не хмурьтесь, я вас не задержу, сама тороплюсь на смену. Я только вот, что хотела сказать: вы с мистером Шарпом мне как родные, сами знаете. Я, как его гэльский акцент заслышу – так на сердце разом теплеет, будто снова домой наведалась. И потому, милая, мне больно смотреть, как мистер Шарп, с его-то здоровьем, собирается на жизнь зарабатывать. Вы бы не спешили, Мэгги! У нас в клинике прекрасные условия для сотрудников, на попечении которых находятся… родственники с ограничениями. Вы можете без всякого стеснения обратиться к руководству и избавить нашего дорогого Дональда…