Министр заметно нервничал, и я постаралась его успокоить:

– Но пока же ничего не произошло.

– Откуда вы знаете?! – воскликнул он. – Мы не знаем, на что оно запрограммировано! Это же подопытный экземпляр!!!

– Оно? – переспросила я.

– Да! Оно! Экземпляр!

– Может быть – образец? – съязвила я.

– Образец? – Министр задумался. – Подопытный экспериментальный образец… Да, может, и образец. Все равно! Главное – что это не человек. Это робот! Но выглядит, как человек. Представляете, чем они там занимались, в этом институте, который финансируется государством!

– Я не думаю, чтобы они делали всё это по своей инициативе, – осмелилась заметить я.

Министр круто обернулся и подошел ко мне. Его лицо было страшно искажено. Он молча приложил палец к губам и неодобрительно помотал головой. Вслух он сказал шепотом, но так, что было слышно в любом уголке кабинета:

– В любом случае будет расследование и эту лавочку мы прикроем. Директора уволим, а все следы опытов уничтожим. И усилим контроль над деятельностью института. Проведем проверку каждого, причастного к этому инциденту. Если нужно – уволим всех.

Две минуты он ходил по кабинету из угла в угол, что-то обдумывая.

– Где он, черт побери?! – воскликнул он наконец.

Я молчала, больше не решаясь ничего уточнять.

Теперь мне было понятно, почему мать влюбилась в него и не встречалась больше ни мс кем после моего рождения, даже когда мужчины ухаживали за ней и предлагали выйти замуж. Она могла бы решить свои финансовые проблемы, став чьей-нибудь женой, пока еще была молода и красива. Но не сделала этого. Конечно, то была не надежда вернуть его, моего отца, не отчаяние, не самопожертвование, не жизнь ради ребенка. Она любила его. Все еще любила…

– А! Наконец-то! – прервал мои мысли голос отца, то есть министра.

В кабинет зашел худой человек лет сорока пяти, совершенно лысый, в очках, в темно-синем костюме, без галстука. Остановившись около двери, он поздоровался:

– Добрый вечер.

Было около четырех часов дня. Я сидела напротив настенных часов и следила за временем. Мне нужно было еще отчитаться руководству о задании. Но я уже решила говорить Руслану Моисеевичу только то, что сейчас услышала от министра. Я не думала, что директор института клонирования что-то еще добавит к сказанному. Он тоже был в курсе, что все разговоры прослушиваются. А встречи просматриваются.

– Что вы здесь встали? – грубо спросил министр. – Проходите, садитесь.

– Извините, но вы стоите… – начал было директор и умолк.

Министр вздохнул, просверлил директора взглядом, подошел к своему столу и сел в кресло.

– Итак? – спросил он.

Директор молчал. Тогда вежливым голосом министр спросил:

– Адольф Иванович, что вы хотели нам сообщить? Садитесь, пожалуйста. У меня мало времени.

Директор послушно сел на стул напротив меня, по другую сторону стола, и наконец сказал:

– Вы знаете, я звонил вам. У нас проблема.

– Знаю я все ваши проблемы! Особенно те, которые вот тут. – Министр постучал пальцем по своей голове.

– Нам нужна помощь тринадцатого отдела. Мы сами не можем его найти, – медленно произнес директор.

– Тринадцатый отдел перед вами, – сказал министр. – Рассказывайте, что вы тянете?

Адольф Иванович непонимающе посмотрел на министра, потом на меня, в моем выходном платье, в туфлях на каблуках, в украшениях, как будто я в театр собралась, а не на работу. Хотя некоторые задания требовали именно такого внешнего вида.

– Простите, – наконец сообразил директор, обращаясь ко мне. – Не думал, что… вы…

И замолчал.

Министр тяжело вздохнул.

Директор очнулся и начал быстро рассказывать о том, что произошло, обращаясь ко мне.