– Дело в том, ваше высочество, – тут же перехватил инициативу Реймонд, – что наша небольшая группа опасается, что после кончины вашего батюшки, его величества, при дворе могут наступить неспокойные времена…

– Говорите прямо! – Регин начал терять терпение, и в его голосе появились стальные нотки.

– А он мне уже нравится, – пробормотал себе под нос Седрик, но в маленьком кабинете его было прекрасно слышно всем, – на Фабиана похож.

Прежде чем кто-то успел (или захотел) прокомментировать ремарку некроманта, Реймонд продолжил:

– Что ж, ваше высочество, если вы настаиваете, – он понизил голос, – мы предполагаем, что или лорд Лаппорт, или ваша благородная сестра, леди Эсмеральда, могут устроить переворот.

– И покуситься на священное право Вернона на престол?! – не в силах сдержать эмоции, воскликнул Регин.

– Тише-тише, ваше высочество, в этом дворце у стен есть уши. Спешу вас заверить, я понимаю ваше возмущение. Но его высочество Вернон с юных лет не жил при дворе и не пользуется популярностью среди своих подданных. Кроме того, вы сами наверняка знаете, какие слухи ходят о его душевном здоровье.

– Я говорил с Верноном после его возвращения в столицу, его здоровье в полном порядке.

– Того, что это знаете вы, недостаточно, чтобы изменить мнение придворных.

– Нет-нет-нет. Я не верю, что матушка или тем более Эсмеральда пойдут на такое! Вы бредите, лорд фон Моргенштерн.

Первый министр уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но его прервал звон разбивающегося стекла. Блестящие осколки одной из створок окна, возле которого стоял стол принца, засыпали арагвийский ковер, утопая и теряясь в высоком плотном ворсе. Из разбитого окна повеяло свежестью, молодой листвой и нагретыми на солнце тюльпанами. Стало слышно щебетание обитающих в саду птиц и жужжание насекомых. И всю комнату заполнил странный тягучий треск, сопровождающийся звуком вибрации.

На все это потребовалась лишь секунда, за которую Квентин успел положить руку на рукоять своей шпаги, а Реймонд – закрыть лицо локтем. Но произошло и кое-что еще. Огромный рабочий стол принца изогнулся, будто встав на дыбы. Из гладкой поверхности на уровне головы Регина торчал, дергаясь вверх-вниз, но уже замедляясь, короткий метательный нож. Еще секунду назад никакого стола в этом месте не было.

Регин смотрел на нож широко распахнутыми глазами, не в силах оторвать взгляд. Произошедшее постепенно складывалось в единую картинку, которая позволяла сделать только один вывод: этот нож должен был попасть в горло принца.

Общее оцепенение нарушил встревоженный возглас Квентина:

– Седрик! Седрик, ты в порядке?

Регин и Реймонд почти синхронно обернулись на графа Ардейна, чтобы увидеть, как тот медленно оседает на пол. Его посох – единственное, что удерживало некроманта от болезненного падения, – сиял изумрудным светом, столь ярким, что его было видно даже в лучах солнца.

– Жить… буду… – прохрипел Седрик. Его голос звучал совсем слабо, будто принадлежал дряхлому старику в шаге от воссоединения с Алором. Каждое слово давалось некроманту с трудом.

– Ваше высочество, вы в порядке? – спохватился первый министр, оборачиваясь к Регину.

– Да, – в голосе принца не было уверенности, – но я не понимаю…

– Кажется, вас пытались убить, – прокомментировал некромант. Даже в таком состоянии он оставался верен своей язвительности.

В наступившей паузе Квентин помог другу подняться на ноги и, опершись на плечо, доковылять до стоявшего в углу, у книжного шкафа, кожаного кресла. Седрик тяжело опустился, а скорее даже упал в него и со стоном вытянул непропорционально длинные ноги. Некромант всегда был бледным, но сейчас его кожа казалась почти прозрачной, под ней отчетливо проступали вены, а под глазами пролегли темные круги. Граф Ардейн выглядел измученным, истощенным, почти мертвым. И начавший постепенно угасать изумрудный свет посоха, освещавший его лицо, лишь добавлял ситуации драматизма.