В ночь похорон всем близким усопшего полагалось бодрствовать, чтобы с первыми лучами солнца развеять его прах и отпустить его душу навстречу Алору. А когда умирал король, все подданные считались его близкими, и потому в этот день в Лорице и везде, куда успела долететь весть о кончине монарха, никто не спал.

Дворяне, собравшиеся в большом дворе, привычно разбились на группки. Седрик, Квентин и Реймонд, взяв со столов немного еды, отошли в сторону, где в тени одного из флигелей их не было видно.

– Ее величество ведет себя странно… – заметил Квентин, бросив нервный взгляд на темный в свете погребального костра, факелов и жаровен силуэт королевы.

– Полноте, Квентин, – покачал головой Реймонд, – ты слишком переживаешь. Ее просто потрясла гибель мужа.

– А я слышал, – протянул Седрик, оторвавшись от ножки запеченной курицы, – что Матильда обычно очень ярко и громко демонстрирует, что ее что-то потрясает.

– Седрик! Как ты можешь говорить такое здесь и сейчас? – прошипел Квентин, прекрасно понявший намек некроманта. – Мы на похоронах нашего короля!

– Жизнь… Смерть… Разница всегда казалась мне незначительной.

Квентин отвернулся, заскрипев зубами, и вновь направил свой взор на королеву Матильду. Седрик был прав. Королева была знаменита своим страстным нравом и эксцентричным поведением, а также любовью к мужчинам значительно моложе себя. И ее необычная холодность ярко контрастировала с тем образом, который остался в памяти герцога фон Аурверна. Квентин поморщился, прогоняя неприятные воспоминания, и продолжил оглядывать присутствующих.

– А где Вернон? – спросил Квентин, пытаясь глазами найти принца.

В тусклом и неровном свете костра и факелов это было непросто.

Вдруг в погребальном костре что-то затрещало, и часть сооружения с громким треском обвалилась, подняв в воздух сноп ярких искр. В этой внезапной вспышке стало возможно разглядеть Вернона. Тот стоял в дальнем углу двора, окруженный людьми в одеждах из шкур.

– Кто это с ним? – спросил Квентин, оборачиваясь к первому министру и указывая в их сторону.

– Где? В такой темноте и с моим-то зрением я никого не могу разглядеть.

– Вернон говорит с какими-то странными людьми в шкурах, там, в углу.

– А, это, должно быть, северяне. Вернон привез их с собой.

– Эти варвары? Почему их пустили в столицу? Они же постоянно пытаются разграбить Льеж!

– Вернон настоял, что это его приближенные. Если честно, они довольно неприятные люди. Я пытался заговорить с ними, но их главная даже не удостоила меня взглядом.

– Мне это не нравится…

– Расслабьтесь, ваша светлость, – Седрик доел куриную ножку и бросил кость в стоящую неподалеку бочку для отбросов, – этой ночью никто не посмеет действовать.

За два часа до рассвета Десница Алора дал сигнал потушить уже догорающие остатки погребального костра. Пепел его величества собрали в изящный позолоченный ковчег, украшенный выложенным из драгоценных камней гербом династии Паулиц.

Откуда-то выехала запряженная двумя лошадьми повозка с водруженным на нее колоколом. Десница поднялся на повозку и ударил в колокол. Священнослужители в алых одеждах тут же выстроились в два ряда за повозкой. В руках у каждого из них был тяжелый посох с металлическим наконечником и символом Алора на навершии. Четверо слуг с благоговением подняли ковчег с пеплом короля Фридриха на плечи и встали за спинами священников.

Десница ударил в колокол снова, и вся процессия двинулась вперед к арке, ведущей прочь из большого двора. За ними потянулись и другие, сперва члены королевской семьи, а после и остальные дворяне. Для безопасности их окружили королевские гвардейцы и солдаты из городского гарнизона, которым выпала честь охранять последний путь своего короля.