– Алёна, я тебя сейчас о другом спросила, – качнула головой, не собираясь хоть как-то комментировать обидные слова. Ни к чему. – Зачем ты мне подмешивала водку в шампанское? За что мстила?

Била наугад, попала не в бровь, а в глаз.

– Чтобы вся такая приторно-правильная девочка Маша, наконец-то, свалилась с пьедестала. Достала ты меня уже своим занудством. Пуританка недоделанная, – не сказала, выплюнула, зло прищурившись Макарова. – Думаешь, я не видела, что ты мои поступки не одобряешь? Видела. Отлично. А мне начхать. Ясно? Я не скрываю, что люблю секс и буду выбирать мужиков в том числе и через постель, а не как ты, рисовать в голове розовых единорогов и верить в сказки. Только вот какой бы идеальной ты, Прохорова, не старалась казаться, а ноги раздвинула так же, как и все. Верно? Поимел тебя Сулик? – оскалилась бывшая подружка. – По глазам вижу, что поимел. Значит, наш подарок Султанову на день рождения удался. А знаешь? Я рада. И еще больше порадуюсь, когда парни начнут тебя на каждом углу обсуждать, ни как недоступную цыпу, а как обычную шлюшку. У них же язык длиннее, чем у баб. Добро пожаловать в ряды простых смертных, принцесска!

– Дура ты, Аленка, – качнула головой.

В последний раз взглянула в глаза той, кого считала практически сестрой, и ушла из ее дома навсегда.

Можно сказать, тот день стал последним не только для нашей дружбы с Макаровой, но и в отношении моих прогулок по городу. Слова бывшей подруги нашли лазейку в сердце, пробили защитные заслоны и напугали.

Да и короткая переписка с Султановым поспособствовала. Где-то через пару-тройку дней после злополучной ночи я не выдержала и написала ему сообщение. Поинтересовалась: как живется мудаку-насильнику, доволен ли он очередной победой, и не мучает ли его совесть. На что получила ответ: фотографию стены из красного кирпича, на которой ярко-белой краской было выведено всего одно короткое, но очень емкое слово «ДУРА». И блокировку контакта.

Именно дурой я себя в тот момент и почувствовала.

Круглой дурой, чьи розовые очки в очередной раз разбились в дребезги. По наивности я думала, что Султанову просто стыдно, поэтому он не написал первым ни строчки. Оказалось, все до банальности просто. Он просто получил свое и пошел дальше, не оглядываясь.

Я поступила также.

Закрыла страничку прошлого, удалив все свои контакты в соцсетях, сменила симку и превратилась в затворницу. Из дома выбиралась лишь на работу, а оттуда прямиком опять домой. И не пешком. Просила подбросить отца или вызывала такси. А свежим воздухом наслаждалась, проводя все вечера с книжкой на лоджии. На соревнования тоже отказалась ходить, даже угроза увольнения не помогла Санычу меня заставить передумать.

Так прошел март, апрель.

А в мае родители забили тревогу и, заставив взять ежегодный отпуск вместе с отгулами, которых накопилось почти на две недели, отправили меня к тетке в Питер. Сменить обстановку, отдохнуть и сделать перезагрузку.

Именно там, в северной столице, я случайно узнала, что в начале июня Сашка Тищенко погиб. Получил серьезное ножевое ранение, когда защищал свою девушку от каких-то отморозков. Скорая опоздала. Спасти его не смогли.

Тогда эта новость буквально меня разорвала на части. Придавила бетонной стеной, из-под которой я только-только начинала вылезать. При всех разочарованиях в окружающих людях Тищенко оставался для меня чуть ли не единственным на тот момент человеком, который продолжал вызывать улыбку лишь одними мыслями о себе.

И пусть он был одним из дружной троицы боксеров, двоих из которых я презирала, он стоял отдельно. Был лучиком света в темном царстве.