Со Дня рожденья Аньки ребята начали подкалывать её каждый раз, когда в поле зрения появлялся Урод. Она лишь усмехалась. Курсовую он ей написал в срок, а более ничего её не беспокоило.
Урод прошел мимо нашей компании, сгрудившейся у кофейного автомата.
Он ходит так, будто может просочиться сквозь каждого, кто встретится на пути. То есть ему все равно. Абсолютно. Я уже видела такое. Я понимала, почему он так ходит.
Если кто-то захочет его остановить, он просто остановит. Остальные же отступают, будто он воняет. Он не воняет, я знаю. Но я тоже отхожу, потому что не хочу с ним соприкасаться. Если Урода захотят остановить, его остановят. Его били. Я видела синяки и не раз. Он ходит так, будто все люди – вода.
– Урод… – процедил кто-то рядом сквозь зубы. Я обернулась, но кому принадлежала глухая реплика, не поняла.
Он притягивает взгляд. Это как триллер с расчлененкой. Тебе неприятно, но ты смотришь. Тебе гадко, но ты смотришь. Тебя может тошнить, но ты все равно смотришь.
Это наш личный аутсайдер. Мы почти любим его.
Когда он всем телом наткнулся на вытянутую руку, стало тише. Его просто остановили. Я сделала шаг к центру коридора, потому что впереди кто-то отошел от окна и загородил мне вид.
Это был парень с нашего потока. Я не знаю, как его зовут. Урод ему по грудь. В общем-то, и я ему по грудь.
– Он писал курсач ему. Препод поставил трояк и передал привет Уроду. Потому что Дрон никогда не напишет такой курсач. И это ошибка Урода. И поэтому ему поставили трояк, – просветила меня Анька рядом. Я бы остановилась на версии, что трояк ему поставили для того, чтобы этот самец не убил Урода.
Я не слышу, что они говорят друг другу впереди. Мы все стоим и наблюдаем. Чем закончится, предположить очень сложно. Я смотрю на спину под рыжей шевелюрой и думаю о том, что завтра он снова придет с синяками. Если его и побьют за это «недоразумение», то не сильно.
– Как препод догадался? – спросила я. Уж мне было о чем волноваться.
– Спроси, что полегче.
К нашему общему разочарованию ничего не произошло. После короткого разговора бугай оттолкнул Урода и пошел в нашу сторону. Скорее всего, разговор закончен не был. Хотя, какая разница.
– Пошли, – сказал Макс, обнимая нас с Анькой за талии. Пора на пару.
Я бродила по всем аудиториям, оборудованным компьютерами. Когда я, заглядывая, упиралась в дверной косяк, боль в груди напоминала о маленькой и неопасной мастопатии. Наступил один из регулярных процессов моей жизни. Нет, не старение. Отторжение слизистой оболочки матки, сопровождаемое кровотечением. Красиво звучит, даже изысканно.
Я была рада, что Анька спит одна. Я засыпала с фракталами под веками и взрывающимся желудком, а просыпалась без рук.
Я поднималась и на меня, как на будильник, смотрела Анька. И начинался новый, совершенно обычный день. И хотелось лечь и умереть. Но сейчас нельзя: сессия.
И когда я встала посреди заполненной библиотеки, показалось, что все же стоило умереть с утра. Потому что у меня была работа, которую я не могла сделать пока у них… У НИХ не кончится гребаная сессия. Кажется, они спят тут. Два раза в год.
Пойду в Интернет-кафе. Что делать? Никакие деньги не стоят того, чтобы сесть в лужу и перестать их получать.
Я постаралась не хлопнуть дверью. Не потому, что не хотела мешать, а потому что осознавала, что бешусь из-за «этих дней», а не из-за работы.
– Лида!
Я уже шла к автобусной остановке.
– Лида! – скрежет за спиной.
Я обернулась. Ты знаешь мое имя? Ты хочешь что-то сказать? Ты догнал от библиотеки? Я смотрела на подходящего парня, одного из сотен студентов. Того, кого мы выбрали быть изгоем.