– Ну, что молчишь?
– А что сказать?
– То-то и оно… К тому же он ничего не писал.
– Как не писал? Я же видел, читал…
– Это Санька с Ванькой пошутили. Наверное, Машку решили подразнить. Я им рубашки вечером стирала, карманы вытряхивала, вот мел и вытрясла… Да и почерк – Ванькин.
– И молчала?
– Ну, ты такой пришёл – следователь… Всех на чистую воду выведу! Да и что? Сейчас не написали, скоро всё равно напишут – Машке-то семнадцать лет… Пора влюбляться.
Алексей Александрович, глядя в ночное небо, на несущую миллионы лет свой величественный ковшик Большую Медведицу, вздохнул и, пряча под усами невольную улыбку, многозначительно вымолвил:
– Любовь, любовь…
Что было, что будет, чем сердце успокоится…
Наступивший день, конечно же, был особенным в Сашкином житье-бытье, может быть, даже решающим. И в бесконечных своих сомнениях относительно маячивших на горизонте дел Сашка измучился донельзя.
Время катилось, как пущенное под гору колесо от велосипеда. Такие вихляющиеся восьмёркой колёсики без камеры и покрышки Сашка сам частенько запускал в ребячьем возрасте – отпустишь его от себя, а потом беги догоняй. Ну, колёсико-то, ладно, невелика задача, а тут целая жизнь под уклон полетела, и поминай её как звали. Не вся, конечно, жизнь, но одна привычная составляющая – это точно. Завтра Сашку Сотникова ожидало радостное и масштабное событие – свадьба со Светой Беспаловой, девочкой из его недавно закончившегося детства.
Странная штука: пугающую масштабность завтрашнего дня Сашка ощущал всем своим нутром, а вот радости не испытывал никакой. И чем ближе становилось это самое завтра, тем ощутимее утяжелялся камень в Сашкиной душе.
Его невеста – Света была очень симпатичной девушкой, и даже то, что она из-за своей зрелой и крупной стати выглядела немного старше своих лет, делало её только женственней и желанней. И дружила она с Сашкой чуть ли не с пятого класса, так что, казалось бы, всё в итоге сложилось правильно, к всеобщему удовольствию, взаимному согласию и многообещающему началу их совместной жизни под общей фамилией – Сотниковы.
В проекции ожидаемых событий неумолимое грядущее уже приступило к захвату своего места в Сашкиной жизни, в его сознании, душе и даже в их частном доме, где до этого дня он в течение своих полных двадцати лет проживал с родителями. А со следующего дня должен будет проживать ещё и с молодой женой…
«Захват» дома начинался с кухни, где возвышались стопки намытых тарелок разного калибра, а также рюмок и стаканов, как своих, так и заимствованных у соседей. И заканчивался Сашкиной комнатой, с купленным накануне раскладным диваном вместо его никелированной односпалки и новым, висящим на плечиках жениховским костюмом, с приготовленным паспортом во внутреннем кармане пиджака и с обручальными кольцами в кармане боковом.
«Ничего бы не пожалел, – мысленно сокрушался Сашка, разглядывая новшества в домашнем интерьере и личном гардеробе, – только бы сейчас подальше отсюда оказаться!»
Дом был пустой – отец ещё не пришёл с работы, а мать, взявшая отгул, носилась по магазинам, докупая продукты. И только в сенях, становящихся кухней на летнее время, изготавливая для свадьбы огромную кастрюлю голубцов, у газовой плиты хлопотала тётя Валя, распаренная от жара конфорок и от уличной жары, волнами катившей в распахнутую дверь. Увидев Сашку, она заулыбалась и протянула ему одиноко лежащий на тарелке отбракованный голубец с разорвавшимся капустным листом.
– На-ка, съешь, – заботливо предложила тётя Валя и пояснила: – К столу – вида не имеет, а тебе сойдёт!
– Не хочу я, – буркнул Сашка. – Ты же знаешь, не люблю голубцы…