Она видела, как он поднял на нее взгляд; как глаза его в мучительной тоске и вопросах рыскали по ее лицу. А она пела; пела для него, невзирая на спазм и дрожь в голосе. Он смотрел на ее исхудалое лицо, на котором выделялись скулы и темные брови; ее большие раскосые глаза сверкали от слез, отражая свет. Его охватили волнение и одновременно ужас. Он почувствовал, что начал задыхаться.

Дверь в зал резко распахнулась, вбежали охранники:

– Первый барак горит! Пожар! Барак горит!

Ирина отложила гитару и вскочила. Ларионов мгновенно бросился из зала, за ним повалила и толпа. Поднялись крик, суматоха и давка, в которых охра пыталась разбить толпу и взять под конвой, но люди уже хлынули на улицу, и все беспорядочно бежали в сторону пожара.

Издалека было видно, что действительно загорелся первый барак. Заключенные уже носились с ведрами, черпая песок из железных бочек, кто-то таскал снег. Но было очевидно, что эти усилия не помогут справиться с расходившимся быстро пламенем. Кто-то закричал: «Барак закрыт!» Паздеев и Касымов ринулись его отпирать, и из него мгновенно, давя друг друга, стали вылетать люди.

Ирина, Клавка и Инесса Павловна едва смогли пробиться сквозь толпу, обступившую горящий барак. Огонь разрастался. Клавка вдруг крикнула:

– Рябова где?! Рябову забыли!

Ирина подбежала к Ларионову:

– Григорий Александрович, Рябова в бараке!

Ларионов быстро осмотрелся. Никого из охры не было рядом, а рядовые гарнизона еще не подоспели из казармы. Кто-то оттаскивал людей, задыхавшихся от дыма, кто-то исчез в толпе, пытаясь справиться с заключенными, которых стали оттеснять вглубь зоны. Но люди словно вросли в землю и ждали, пока барак догорит. Остальные заключенные бегали с ведрами, чтобы огонь не перекинулся на другие постройки. Было ясно, что первый барак спасти не удастся.

– Охры нет, – сказал Ларионов. – Стой здесь.

– Будет поздно! Так нельзя!

Ларионов посмотрел на нее пристально, поправил фуражку и быстрым шагом направился к бараку, закрываясь какой-то тряпкой, сорванной им по пути с одной из женщин.

– Куда вы?! Стойте! Стойте!

Но он уже исчез в дыму, то вырывавшемся из ворот барака, то потом пропадавшем. Ирина замерла в бессильной позе, зажав рот рукой.

Ирине казалось, что прошло много времени, но на самом деле прошло лишь несколько минут, и Ларионов показался в проеме, вытаскивая Рябову под мышки. Он оттащил ее на несколько метров, прежде чем его увидел Фролов и подбежал на помощь. Рябову поволокли от пожарища в сторону дома Ларионова.

Ирина на мгновение обмякла, но вдруг схватила за руку Инессу Павловну и закричала так, словно у нее вырвали сердце.

– Мне необходимо! – Она рванула в сторону барака.

– Ира, ты куда?! Стой! – воскликнула Инесса Павловна.

Ларионов едва успел ухватить ее за шиворот.

– С ума сошла?! Куда ты?!

Ирина начала кричать. Он удерживал ее за плечи, а она отчаянно вырывалась.

– Прошу вас, прошу!

Она ослабевала и опускалась на снег. Он никогда не видел, чтобы она так отчаянно и горько плакала. Ларионов нагнулся к ней и дрожал.

– Ради бога, скажи мне, что случилось?! Что, черт возьми, ты там прячешь?!

Ирина не могла говорить и захлебывалась.

– Это моя вещь… моя вещь…

– Милая, я куплю тебе миллион вещей! – не выдержал он.

– Нет! Это – моя вещь… Мне нужна только она!

Она сложилась и вздрагивала.

– Моя вещь… – шептала она. – Последнее, что у меня осталось…

Ларионов почувствовал, что горло сдавили слезы.

– Послушай меня. – Он поднял ее со снега. – Я все сделаю для тебя. Ты слышишь? Все сделаю. Где твоя вещь?

Ирина подняла на него глаза, не в силах поверить, что он был готов на это страшное дело.