Только она и только маленький фургончик принимал без остатка любого побитого и поломанного. Только они на всем белом свете могли подарить тепло тому, кто забыл, что его сердце не хрусталь. Пока Силач купался в лучах славы при свете софит, хрустальная фигурка согревалась в чужих руках и знала, что завтра у нее все еще будет место под солнцем.
Хорошо. Все будет хорошо… хорошо. Хорошо перестало быть, как только стены больничной палаты заменили все остальное. Женя до сих пор видит этот белый потолок и слышит причитания матери под ухом, когда так сильно хотелось тишины. Хотелось кричать, бороться и громко ругаться на всех вокруг и на себя. Бороться мама не позволяла, а кричать и ругаться у Жени не было сил, ведь все в итоге будет хорошо. Женя снова услышала это слово, которое за количеством повторений потеряло свой смысл, и проснулась рывком, словно выныривая из ледяной проруби. Руки дрожали, а горло пересохло, что даже слово сказать тяжело. На соседней кровати спала Ася. Тихо сопела и ворочалась, заставляя натянуто скрипеть кровать. Хорошо ей… хорошо. А Женя больше не уснет. Она даже пытаться не будет, ведь знает, что не уснет. Если ляжет обратно, то снова будет перебирать по кусочкам тот день, когда ниточка оборвалась и мама сильно плакала. Все и так пережевано донельзя, нечего больше думать и вспоминать. Надо двигаться дальше. И все будет хорошо… хорошо.
Тихонько, на цыпочках Женя вышла из комнаты и направилась в зал. За окном еще темно, но где-то над лесом желтели солнечные лучи. Женя натянула на ноги кроссовки и выглянула на улицу. В одной футболке прохладно, и Женя съежилась, передернув плечами. Возвращаться в дом за курткой она не хотела, ведь тогда она непременно кого-то разбудит, и придется объяснять, почему она так рано проснулась и зачем пошла на улицу. Переборов холод, Женя распахнула руки и, подобно маленькому воробушку, побежала вверх по улице к главному зданию. Ноги тут же заныли, как и тогда, в середине апреля, когда Женя рискнула пробежаться до костра. Кости тогда будто бы сковало винтами, и каждый сустав вывернуло наизнанку. Женя тогда дотерпела и добежала. Нельзя так, а она все равно терпела. Женя не слабая и умела перебарывать себя. Этому еще с детства научили, когда забрали маленькими девочками с тонкими ручками и ножками в большой зал. Они все как куколки, как пластилин, (так выражалась тренер) и все очень способные. Вот и лепили из них фигурки, какие душе угодно. Кого-то в бездарность, кого-то в чемпиона, а кого-то случайно сломали. Это не страшно, когда под рукой еще много целых куколок. Страшно лишь куколке, для которой в восемнадцать лет вся жизнь закончилась.
Женя закрыла глаза, подняла руки к небу и замахнулась ногой, чтобы сделать колесо. Ей, пятилетней куколке, это легко давалось. Как заведенная, она кружила по коридору квартиры, а родители снимали ее на видеокамеру и громко хлопали, как на настоящем выступлении. Женя раньше и не такое могла. Гнулась, будто бы и не было в ней костей никогда. Бабушка, у которой кошка злая, все охала и ахала, какая Женя талантливая. А она и рада стараться, пока на нее смотрят и ей восхищаются. Медалями увешала себе всю комнату, а когда под награды больше полок не хватало, пришлось к бабушке старые увезти. Она их выставила напоказ, гордилась. Была пластилиновая Женя без костей, а теперь каждая косточка плачет, дает о себе знать и так и норовит снова изломаться. Ноги подкосились, а позвоночник будто снова прошило раскаленной проволокой. Женя рухнула на грязную и пыльную дорожку, так и не закончив колесо. Рассыпалась в один день, будто фигурка, которую кропотливо собирали несколько лет, а потом разбили молотком. Безжалостно и внезапно.