Тут началась неразбериха. Мне удалось разобрать чье-то:

– Христос вот ходил по воде! Я блядь буду! Ты понял, сука? Ну и все, нахуй-блядь. А Он по воде ходил!..

Тут атаманша напомнила зачем-то, что она старше всех, и стала надевать следочки. Очень, очень медленно.

Какие это были следочки!

Набоков бы бросил на хер своих расписных бабочек и собирал бы одни такие следочки.

Они не следочки даже были, а некие соединительнотканные образования с вкраплениями черного, малинового, черного, серого и сиреневого цветов. Это были живые существа из Красной книги, съеденные и населенные прочими живыми существами.

– Ну сделаю я тебе ключи! – орал самый непонятливый.

Я понял один из принципов жизни этих людей, которые носят дырчатые следочки и рассуждают о Христе применительно к пропавшим дверным ключам.

Это Солнечные часы.

К сожалению, у меня нет фотоаппарата, чтобы показать мой двор.

Лужайка.

Она кресто-конвертообразно пересечена двумя тропинками.

В центре – овал для моего будущего бюста при жизни и смерти.

И четыре рыжие скамейки с урнами возле каждой.

Север-юг-запад-восток. Роза ветров. Люди одни и те же. Они перемещаются со скамьи на скамью, повинуясь Солнцу. Весь день они не меняются, перемещаются, не делая более ничего. Они пьют одно и то же, они говорят об одном и том же.

Но есть и клинопись. На одной, самой новенькой скамейке, уже не без труда удается разобрать: «бобры бобры бобры бобры лохи лохи лохи». Раньше вместо бобров там значились бляди.

И вдруг я понял, кто эти люди – шиши, как назвала их моя подруга, или юпкетчеры из романа Кобо Абэ. «Юпкетчер: один из видов пластинчатоусых. Лапки атрофировались, он все время вращается на одном месте, как стрелка часов, и питается собственными экскрементами». I follow the sun.

Сижу, как вы догадываетесь, на лавочке и не работаю ни черта, потому что очень жарко. Вокруг меня – левкои, лютики, плевки и лопухи.

Только что вышел из магазина, где покупал себе табачное изделие.

Сижу, курю табачное изделие. Позади меня бывшую зубную поликлинику переделывают во что-то, чего я раньше никак не мог понять, пока до меня не дошло: это, вероятно, будет мечеть, ибо вдруг ишаком закричал муэдзин, уронивший кровельное железо.

Все опечатано и зашторено. Видел, как ввозили медицинскую технику – наверное, для мусульманских абортов, потому что на эти мероприятия являются всем семейством. Для справедливости, скажу, что для обычного осмотра и родов – тоже.

В лопухах – суета: мошкара, кошки, неоднозначные люди.

Размышляю об услышанном в магазине.

Там работает кассирша Аня, очень темненькая, темнее моих глаз и снов.

Ну, что интересно обсудить за кассой? Конечно, убийство принцессы Дианы. У Ани есть версия.

– Во всем виновата зависть.

Аня очень, очень темненькая. Вообще, вокруг меня торгуют сплошь темненькие.

– Убивают всегда из зависти. И только из зависти. Как только принц узнал, что она трахается с этим черножопым… А потом попробуй докажи!

Купив вполне беломорканальное изделие, я вышел. Пошел на скамейку, в лопухи, где зычный крик муэдзина уже сулит нам невнятные пророчества.

Все утро нахожу какие-то деньги – то два рубля, то двести. Ну, подождем до вечера. Давайте, ребята, я постараюсь не мешать.

Это, наверно, потому что я случайно сказал какое-то одно из Семи Волшебных Слов, прослушать которые меня сегодня приглашали из почтового ящика. Конечно, непечатное.

Зато других слов я не угадал, хотя и сказал. И потому битый час искал бритвенные станки. А они все вдруг куда-то пропали из аптек, как будто людям нужны только шоколадные гондоны с усиками, жгутиками и зернышками.