То есть с окончаниями все понятно, а вот с корнями – беда.
Буду подбирать. Потрачу на это остаток жизни.
Развод по-кировски
Наконец я свободен!
Мне выдали болотную бумагу, поставили в красное чернильную татуировку и попросили двести рублей.
Я-то думал, что все будет куда драматичнее. Чего, помимо разводов, ожидать в пролетарском районе, где выпивки десять точек на триста квадратных метров, да два круглосуточных «Нормана», да прочее круглосуточное, а роллы и суши задыхаются, доживая последние дни?
Мне виделись плачущие дети, рисовались траурные смокинги на молчаливых родственниках и гостях.
Белый десятидверный лимузин, украшенный куклами-трансформерами и матросскими лентами с надписью «Балтика-9».
Потом – поездка к Поцелуеву Мосту, где по преданию я должен был при свидетелях и понятых расцеловать делопроизводительницу загса. Дальше – на Марсово поле и к Медному Всаднику, благодарить их за возможность болотной бумаги.
Весь город-то неспроста на болоте.
Но никаких поцелуев и никакого моста, за исключением вентилятора и кактуса.
Еще там была, если не путаю, бегония – симпатичное растение в бракоразводных стенах. И меня отправили на Марсово поле, а в привычную до простатита сберкассу, где я заплатил двести рублей и еще десять, за распечаточку.
Дура дала мне в подарок лотерейный билет, и десять рублей я-таки отыграл у этих алчных людей.
– Выиграли, что ли? – неприязненно спросили из-под стекла.
Я со змеиной улыбкой зазмеился билетом в окошечко.
Две ноги на трех ногах
Церковь, приход.
На чердаке – чудовищный кавардак.
Батюшка, ломая себе ноги и руки, протискивается сквозь утварь.
– Это что?! Откуда здесь ходунки? Откуда здесь целая гора ходунков? У нас тут целая компания инвалидов, ходить с ходунками треногими? Почему они здесь?
Вбегает жизнерадостная поповна.
– Что это? Что это? Ой, какие милые! На них замечательно наденутся платья!…
Так моя дочка, проезжая мимо кладбища, закричала на кресты: какие лазалки, я хочу по ним покарабкаться!
Поп махнул рукой и покинул чердак.
На лестнице его ждала беда. Она одна не ходит.
Там насрала неустановленная старушка.
Поп схватился за голову и выпучил глаза:
– Что же делать? Что теперь делать, что делать?..
Он находился в полной растерянности.
Этим вопросом задавались и Чернышевский, и Ленин, но так и не сыскали ответа.
Семь колец пещерным гномам
Мне рассказали, что швейцарцы, даже когда не пользуются фуникулерами и не служат на сборах, все же какают очень быстро.
Им достаточно двух минут.
Конечно, двух минут бывает достаточно, но добавьте сюда гигиену и все такое. Наша Птица-Тройка притормаживает, останавливается и безутешно пожирает чичиковское сено.
Молодцы, проворные гномы! Настоящий Альпенгольд.
Я меняюсь
Я перестал есть хот-доги.
Мне не раз говорили, что нужно прекратить их переваривать, но я не слушался и ел. В худшем случае они выходили из меня неповрежденными, через рот, еще даже со сладкими-солеными огурчиками.
Но вот в Москве, в переходе метро, меня-таки пробило и вразумило.
Час был очень поздний, к полуночи, и там был ларек – естественно, запертый. Он укрылся под ширмой, но витрины остались видны, и там лежали нераспроданные дневные хот-доги. Вне холодильника, оставленные до завтрашнего утра.
Они напоминали ссохшиеся багровые пальцы, отрубленные на Лобном Месте, потому что росли изо Лба, а это подрыв государственности.
И тесто им явно сочувствовало, ибо предоставляло прохладное мучное укрытие, хотя бы и жестковатое.
Мимо ларька – и меня – прохаживался милиционер, и я его интересовал куда больше.
А ведь я переваривал это и начинал состоять из этих усеченных пальцев, где только и не было ногтей, но говорят, что они отрастают в гробу, развлекая труп.