– Ну как тебе сказать… Была довольно обыкновенной бабенкой, каких в России миллионы. А теперь… м-да… ты для меня совершенно другая, красивее не видел… Копия молодой Гундаревой! Даже, красивее – губы и глаза выразительнее… А шея? Когда я шел к тебе, проходил мимо прудов, видел двух лебедей, так шеи у них…
Она положила ладонь на его губы.
– Хватит врать, я стала старше, а потому никак не могу быть лучше той, какой была пять лет назад…
– А вот и ошибаешься, ты стала зрелой и очень аппетитной! У тебя ж на лице ни одной морщинки, и ноги… смотри, – он откинул простыню, – ни единой ямочки. Как его… целлюлитом и не пахнет… кожа словно у нимфетки… – И Нуарб полез целоваться.
Однако под вечер второго дня вся лирика кончилась. Вернувшись с работы, Мария принялась пылесосить комнату и случайно под столом задела какое-то железо. А когда нагнулась и выгребла находку на свет, ахнула: перед ней был джентльменский набор: связка разнокалиберных ключей, молоток – из тех, какими пользуются печники… Но главным украшением этого «ансамбля» был гвоздодер, у которого с одного конца «змеиный язык», а другой заточен так, что может просунуться в любую щель… Да это же фомка, черт ее подери! Кто же в подлунном мире не знает предназначение такого инструмента! Она окликнула Нуарба, который в это время вытряхивал на улице половики и когда он явился, ударила гроза:
– Говоришь, Маэстро, красота, целлюлит, нимфетка, а что это такое? – и пальцем указала на лежащий сиротой воровской инструментарий.
– Как что? Мое прошлое, решил сегодня отнести на кладбище и с честью похоронить, – Нуарб даже неумело перекрестился и едва не расплакался от своего прочувствованного вранья.
А Марии вроде бы и крыть нечем, однако, блюдя последовательность наступательной операции, она собрала железо в кучку и выбросила через окно в палисадник.
– Катись и ты за ними! В моем доме вор-домушник – это явный перебор…
Нуарб вышел, собрал во флоксах свои железяки, упаковал их в целлофановый мешок и вышел за калитку… Очень обиженный и расстроенный, однако утвердившийся в своей правоте: идет ведь он не на воровство, а на порядочное дело, выполнять данное Маэстро обещание, о чем, конечно же, не мог рассказать Марии… Ну, если честно, мог бы… Но поняла бы она – вот в чем вопрос… Скорее всего не поняла бы… да и не надо ей понимать и знать, как он ездил на блошиный рынок, где и купил простенький и самый дешевый наборчик…
Глава пятая
В столице по-прежнему было жарко, настоящее пекло, особенно в местах, где нет сквозняков и где полно бетона, железа и асфальта. А Москва вся увязла в этом, и никуда не денешься. Но жара все же лучше лютого мороза. Можно купить бутылочку холодной минералки и вылить себе за шиворот. Там же, где течет великая река Лена, хоть раскаленный кирпич положи за пазуху, морозище все равно одолеет…
С некоторым волнением двигался Нуарб в сторону дома номер 10 на Большой Садовой улице. У Патриарших прудов задержался. Уж больно воздух там чист и прозрачен. И очень захотелось взглянуть на лебедей. Но лебедей нигде не было видно, лишь несколько уток под охраной одного селезня утюжили безмятежные воды прудов. Им нечего было делать, а потому, доплыв до противоположного берега, стайка дружно развернулась и кильватерной колонной поплыла назад. Иногда селезень окунал голову в воду, что-то там выискивал, потом горделиво отряхивался, давая своим девушкам понять, кто в их пернатой команде главный.
На Большой Садовой, возле дома номер десять, у водосточной трубы сидели на корточках два потрепанных джентльмена, которые, увидев подходящего Нуарба, дружно поднялись и загородили своими подтухшими телами вход. Один из них, более потрепанный и соответственно более наглый, вытянув вперед открытую ладонь, изрек: