И еще, ходила ли ты на реку купаться? Это был, по-моему, Ишим, приток Иртыша. Там была наиболее озверевшая масса комариных полчищ. Нам приходилось внутри палатки отрабатывать алгоритм раздевания, чтобы через секунды оказаться в воде. Также тщательно надо было продумать последовательность одевания, чтобы сразу и бегом покидать это ратное поле. В общем, это действительно были весёлые деньки!».

Так закончилась наша целинная эпопея. Нам даже заплатили какие-то, но очень малые деньги. Я-то получила весьма небольшие деньги. Это случилось потому, что, во-первых, я работала на очень дешевых работах, во-вторых, у меня были прогулы и, в-третьих, из зарплаты вычли кругленькую сумму за питание. Не исключено, что на нашем труде кто-то нагрел руки. Ведь мы не видели всей системы учета. Клара и Валерий, по сравнению со мной, заработали очень неплохо.

Обратно мы ехали уже в плацкартных вагонах с той только разницей, что в купе кто-то спал и на третьей полке. По-моему, это была я. Можно было заказать постельное белье. Доехали без приключений. Единственное «но» состояло в том, что я не подумала о еде, а нас уже больше не кормили. Что-то смогла купить в дороге, но этого было мало. Мне было голодно.

Дома, в Ленинграде, мы получили значки «Участнику уборки урожая на целине», подтверждающие наше участие в освоении целинных земель, и постарались как можно скорее забыть о ней. Жизнь наша постепенно стала входить в обычное русло.

Что сказать в заключении? Может быть, привести цитату из статьи сотрудника Оренбургского государственного университета Е. А. Семенова, написанной к пятидесятилетию освоения целины: «…переселенцы так и не смогли привыкнуть, адаптироваться к местной целинной среде. Преобразовав степной ландшафт, они не смогли изменить свою внутреннюю природу….И если в период взлета освоения степных просторов для покорителей целины была популярной песня «Едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я», то впоследствии более актуальной становилась – «Вернулся я на родину, шумят березки встречные».

18 августа 2008 г.

Каждый раз, когда вспоминаю этого доброго и хорошего парня, удивляюсь странной судьбе его. При всех положительных качествах, заложенных в нем, его жизнь сложилась нелепо, и также нелепо закончилась.

Он был старшим сыном в семье наших ближайших соседей, с которыми мы познакомились еще в 1965 году, в том году, когда мы переехали на новую квартиру. Наш кооперативный дом был заложен в первых числах ноября 1964 года, а в июне следующего года мы уже праздновали новоселье. Родители Сашки – мама, Валентина Григорьевна, была преподавательницей музыки, а папа, Виталий Андреевич, морским офицером, капитаном второго ранга.

Они поселились этажом ниже. Это была среднестатистическая ленинградская хорошая и хлебосольная семья. Мне в то время было двадцать восемь лет, и я ничего толком не умела делать, ни готовить, ни заниматься хозяйством. Случалось, что, поставив в духовку пирог или, скажем, жаркое из мяса, я призывала «спасать» мое неудачное кулинарное начинание наших соседей. И, хотя Валентина Григорьевна была старше меня только на одиннадцать лет, она терпеливо учила меня и никогда не отказывала в помощи. Поразительно, но моя нескладность и беспомощность в хозяйственных делах никогда не раздражали моих соседей. Я вполне допускаю, что наедине они подтрунивали надо мною, но наших отношений это нисколько не портило.

Когда мы познакомились, Сашка был школьником. Как большинство мальчишек, он был драчлив и непослушен, учился неважно. На его беду в школе нашелся преподаватель, который всегда видел в нем только плохое. Если что-то случалось, то преподаватель знал заранее, что виноват только Сашка, и никто другой. Сашка же был добр и несчастен. Если Валя приходила с работы домой и видела, что все белье постирано и развешано на веревках в прихожей, это означало – Сашка получил очередную двойку или заработал замечание в дневнике. В этом случае Валя не знала, что делать, ругать его или благодарить.