***

Директор школы, Татьяна Васильевна, женщина еще в детородном возрасте, к нему относилась даже завышенной учтивостью. Это же было неслыханно. Один он был, из всех учителей, с университетским образованием, в этой провинциальной «дыре» деревне, в глухомани. И уроки у него проходили интересные, и даже самые отчаянные, перестали пропускать его уроки, как раньше до него бывало. А то, что он, продолжил эстафету своей мамы, учителя просто были без ума от его уроков. Особенно, женский персонал учительниц, гонялись за ним, что-то новое услышать от него, узнать, как он понимает, какой – либо сложный вопрос, об устройстве нынешней страны. Раньше, при коммунистах еще. Когда лектор приглашенный, приезжал из области, отбарабанивал только решением любимой партии. Что и требовалось тогда. А, что делается в стране, никто не мог толком раскрыть, объяснить. Теперь, когда просили об этом, он никого уже из политиков не жалел, как видел, понимал, выкладывал, что сердце говорил, но больше он старался разъяснять, почему они так плохо теперь стали жить, и что мешает труженику деревни сегодня хорошо жить и развиваться.

***

Начальству, из районного образования, не нравилось высказывание его, даже стучали кулаком по столу, требовали, чтобы он усмирил свой пыл. Говорили еще поучительно.

«Электорат нас не поймет. Вы должны, обязаны, это учесть».

А он тогда, возбужденно начинал доказывать.

«Я вам не ленточный транспортер, где лежат одинаковые детали».

Конечно, говорил он это в сердцах.

«Имитировать с людьми вас не надо учить. Особенно, на выборах, требовать, чтобы ваш «электорат» голосовал за того указанного вами человека.

И тихо, бросал им, говорящим вслед.

«Да пошли вы, со своими платными политтехнологами, в болото».

Это высказывание для него, далеко нелегко давались. Да еще и дочь его сильно беспокоила. Скоро ей учиться дальше. А помощи ждать не откуда. Денег для нее на учебу нет, а попытаться устроить ее бесплатно, он понимал, дочь его не была Ломоносовым, да и если и была, сегодня это уже не учитывалось, прошли те времена, где талантливые дети провинциалов, могли легко попасть учебное заведение. Это его больше волновало. А у Альб требовать, но как? Она сама сидела в галоше. Мог он, конечно, схитрить, как другие, кидаясь на жирные куски правящей партии, пойти на поводу. Но как? Сердцу это ведь не прикажешь? Кого любить, а кого презирать. Это же он его выкинул за ворота завода, оставил нищим, отнял накопленные с трудом деньги, отнял будущее его семьи.

Но ведь, была же, была возможность, когда его собственник завода, вызвав к себе, попросил его возглавить новый отдел по науке. Мог. Но не стал этим воспользоваться. Даже, Альб, об этом разговоре промолчал. Тогда он прямо и спросил у этого новоявленного хозяина:

«А кого я буду представлять в отделе?»

Тот, недоумевая:

«Как кого? Меня, конечно, будешь представлять. Меня! И никого больше. Я же теперь собственник завода?»

Тогда он и сказал ему, несдержанно.

«Пошел ты туда – знаешь. Поруганной Родине, да, а тебя – вору, никогда».

И в тот же день он их уволил.

Степан Епифаныч, нисколечко тогда не пожалел, что так произошло с переменами его жизни. Хотя, и было, что жалеть. Закрылся навсегда перед ним ворота телевизионного завода, куда он, когда-то с удовольствием вместе с Альб поступил на работу. Из мастера, дорос до начальника цеха, а параллельно еще разрабатывал будущим своим детищем. Голова даже тогда его кружилась от этого будущего – цифрового телевидения, но не успел, не усмирил себя. Мог он, конечно, запереть гордость на время, подальше, но когда понял, в каких руках это его детище окажется в будущем, он просто испугался.