Керф даже головы не повернул. Он сидел на низкой каменной ограде и таращился на пустую площадь. То есть она казалась пустой, но только пока я не приспустила свои внутренние стены. Тогда мне показались акробаты в черно-белых нарядах, выступающие перед толпой зрителей с волосами странных оттенков. Шум оживленного торжища зазвучал у меня в ушах. Я зажмурилась, укрепила стены, и когда снова открыла глаза, то увидела давным-давно пустующую площадь. Да, вот что это на самом деле. Когда-то тут, на прогалине посреди леса, шумела ярмарка, торговцы встречались тут, на перекрестке дорог, чтобы обмениваться товаром, а Элдерлинги приходили развлечься и что-нибудь купить.

– Идем! – прикрикнула на меня Алария.

Я медленно поднялась на ноги. Если идти скорчившись, живот болел не так сильно. Уставившись себе под ноги, побрела за остальными по древним каменным плитам. Среди разбросанного лесного мусора я заметила медвежий помет, а потом перчатку. Я замедлила шаги. Еще одна женская перчатка, на сей раз из мягкой желтой кожи. А вон мокрый обрывок мешковины. Из-под него выглядывает что-то красное, вязаное…

Медленно, осторожно я наклонилась и вытащила красную шерстяную шаль. Она была сырой и вонючей, как и шапка, подобранная мной раньше, но я была рада этой находке не меньше, чем первой.

– Что это у тебя? – резко спросила Двалия, и я вздрогнула.

Я не слышала, как она подошла.

– Просто тряпка, – ответила я, еле ворочая опухшими губами.

– Тут много всякого барахла валяется, – заметила Реппин.

– А значит, та дорога не заброшена, – добавила Алария. Она посмотрела Двалии в лицо и сказала: – Мы могли бы пойти по ней до деревни и найти лекаря для Реппин.

– А вон там медвежий помет, – внесла я свою лепту. – И он появился тут позже, чем мусор.

Это была правда. Какашки лежали поверх мешковины, и их не размыло дождем.

– Фу! – Алария потянула за краешек кусок мешковины, но бросила и отшатнулась.

– Что это там? – воскликнула Двалия, оттолкнув ее.

Она присела на корточки и отогнула кусок мешковины. Под ним на мокрых камнях лежала тонкая белая трубочка – кость?

– Хм-ф, – с довольным видом фыркнула Двалия и, вынув крошечную пробку из конца трубочки, достала оттуда свернутый пергамент.

– Что это? – спросила Алария.

– Ступайте за дровами! – огрызнулась Двалия и унесла свою драгоценную находку к костру.

– Шевелись, Би! – прикрикнула на меня Алария.

Я поспешно завернулась в шаль и пошла за ними.

Остаток утра они отламывали ветки с поваленных бурей деревьев и нагружали ими меня, чтобы я относила их к костру. Двалия по-прежнему сидела там, морща лоб и изучая маленький свиток, который нашла.

– Я тут умру! – заявила Реппин.

Она куталась в мою шубу поверх своей, баюкая на коленях прокушенную руку.

– Не ной! – резко сказала Двалия, не отрываясь от изучения пергамента и бумаг.

День угасал, и она щурилась, вглядываясь в свитки. Прошло уже два дня с тех пор, как я укусила Реппин, а мы так и не двинулись с места. Двалия запретила Аларии исследовать старые дороги и отвесила Реппин оплеуху, когда та спросила, что мы будем делать дальше. С тех пор как она отыскала костяную трубочку и нашла в ней пергамент, она только и делала, что сидела и сравнивала его со своей мятой бумагой. Она хмурилась и щурилась, переводя взгляд с одного на другое.

Я смотрела на Реппин, сидевшую по другую сторону костра. Солнце садилось, и холод снова вступал в свои права. То немногое тепло, что успели впитать каменные плиты за день, быстро отступит. Реппин, наверное, мерзнет еще больше из-за лихорадки. Я помалкивала. Реппин сказала правду – она умрет. Не сразу, но жизнь покинет ее. Так сказал мне Волк-Отец, и когда я позволила ему управлять моими чувствами, то поняла, что ее пот пахнет болезнью, проникшей вглубь тела.