– Доченька, когда ты в последний раз была у матушки Макарьи? – спросила мать за завтраком.

– Ой, мам, а я и забыла о ней, – ответила Маргарита. – Сегодня непременно навещу, – допив чай, добавила она и вышла из-за стола.

Пасмурное небо готовилось омыть улицы города. Кипучий Невский жил своей суетой. Отложив все дела, Маргарита спешила в монастырь на набережной Карповки, где ее ждала матушка Макарья, с которой она не виделась, с тех самых пор, как получила благословение на операцию.

– Ну, как же я могла забыть о самом дорогом мне человеке, – кляла она себя, входя в трамвай. И тут, ее взгляд столкнулся с пронизывающим взглядом Дуболома.

– Здравствуйте! – Радостно поприветствовала Велесова старшего оперуполномоченного.

– День добрый, – ответил Дуболом. – Мы знакомы? – Спросил он, уступая Маргарите место.

– Как же, вы забыли меня? Я – Маргарита Велесова. Свидетель по делу, ну, о…

– Ах, да, как же, помню, помню, – ответил Дуболом. – Вот, только не могу понять, что-то поменялось в тебе, – добавил он, разглядывая Маргариту.

– Как ваши дела? – вежливо спросила Велесова.

– После раскрытия того дела, я получил звание капитана. Сейчас работаю следователем. А Негадайко. Помните его? Он сейчас начальник РОВД.

– А как тот парень? Не русский? Ну, тот, которого я опознала?

– Алиев. Так его же приговорили к высшей мере наказания. У нас, в СССР – это расстрел, – спокойно ответил Дуболом.

– А вас не гнетет угрызение совести? – расстроившись, спросила Маргарита. – Вы не задумывались над тем, что, возможно, ошиблись?

– Совесть? – ухмыльнулся Дуболом. – Пусть она гнетет тебя за те серебряники, – добавил он и, помахав на прощание рукой, вышел на остановке. Его хамская улыбка тронула сердце Маргариты до самой глубины. Она вспомнила потерянное лицо Алиева и его слова: «Она врет!», которые обожгли душу, словно раскаленным железом. Слезы раскаяния побежали по ее щекам.

Крики Анны разбудили Алексея. В ужасе он поспешил в ее комнату. Следом за Алексеем подоспела Алена:

– Барин, не стой же ты, как истукан. Воды уже отошли, – нервно прокинула кухарка.

Охваченный волнением, Алексей затараторил:

– Чем я могу помочь?

– Воды кипяченной с печи принеси, а все остальное – моя забота, – ответила Алена и добавила, – спешите, медлить нельзя.

Небо суровой грозой разразилось. Ветром выбило стекла. Дождь мощным потоком хлынул на землю. Крик новорожденного, словно жало, вонзился в сердце Алексея, стоявшего за дверью. Вспомнились слова ведуньи: «Останешься ты один». Подхваченный волнением, он открыл дверь и вошел. Бездыханная Анна лежала на окровавленных простынях. Взгляд ее на сыне был остановлен, застывшая на устах улыбка и след от предсмертной слезы говорили, что мир этот в счастье покинула она. Ненависть к невинному новорожденному вспыхнула и наполнила сердце Алексея. Припав к ногам супруги своей, закричал он неистово:

– В лес это чудовище, к зверям диким! Прочь с глаз моих!

– Как же в лес, барин? – прослезившись, спросила Алена.

– В лес! Убирайся! – выкрикнул Алексей.

Испугалась кухарка за малыша, выбежала из дому, в чем была, и поспешила к бабушке Дарье. Пробираясь сквозь сумрачный лес, шла она, будто бы вел ее кто-то за руку. Пройдя топи, Алена вышла на покрытую туманом утренним опушку лесную. Дарья, встретив ее, взяла малыша на руки и в избу вошла. Старая кухарка ощущала себя, будто во сне. Казалось ей, что вокруг все живое, что общалось меж собой, и понимала она язык насекомых и птиц, которые слетелись к избе. Стоя, словно завороженная, не заметила она, как подошла к ней Дарья, и лишь, когда почувствовала прикосновение ведуньи к своей руке, вздрогнув, вновь оказалась в мире привычном для нее.