– Ну, слава Богу, вы очнулись! – бодро проговорил слуга, укутывая графа.

– Что со мной? – слабым голосом спросил де Лавон.

– У вас от нервного расстройства, обморок случился, – ответил Томас, с радушием в голосе. – Уж заставили вы меня поволноваться, ваше сиятельство. Вхожу к вам в комнату, гляжу, вы лежите бледный, а рядом пистолет. Меня так страх и обуял, думаю, ну все, пропал мой господин, а нет, живехонький! И что это вам в голову пришло, в темноте, по попугаям стрелять? Позвали б меня, я б вам свечи зажег, птиц побольше бы достал.

Задор в голосе слуги, поднял дух у графа, что тот не вольно улыбнулся.

– Вот вы и улыбнулись, а мне старику радость, – произнес слуга, заботливо укрывая хозяина одеялом.

– Сколько же я лежу?

– Третий день, как. Обедать желаете?

– Благодарю, я позже.

В тот миг, комнату вошел лекарь и, увидев, что его пациент уже пришел в себя, принялся его осматривать.

– Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство? – спросил у больного лекарь.

– Уже лучше, благодарю вас, – ответил юноша.

– Вот и чудненько, так намного лучше. А то все бредили, бредили, винили себя в чем то: «Убил, убил», а кого убили, так и не сказывали.

– А вам какое дело, сударь, ваше дело врачевать, а не задавать г-ну графу подобные вопросы, – вмешался Томас.

– Да я и не спрашивал, так сказал, – немного сконфужено сказал лекарь.

– Кабана он убил, на охоте, кабана, – убедительно сказал Томас.

– Кабана так кабана, я все равно охоту не люблю, – хладнокровно ответил лекарь. – Рана ваша уже зажила, так что скоро будете, как новенький, хоть протыкай плоть снова. А кстати, кто обрабатывал рану?

– К сожалению, мне это неизвестно, – ответил граф. – Очнулся я, в каком-то доме, что б никого не обременять, ушел.

– Ну и правильно, дома как говорится и стены лечат, – сказал улыбчиво Томас.

Когда графу стало лучше, его навестил сосед герцог Клермо, который был наслышан, что с графом случилась какая-то неприятность. Вид больного озадачил герцога. На кровати лежал бледный юноша, в чьих черных волосах, несмотря на его молодость, пробилась первая, робкая седина. И даже прекрасные, выразительные глаза его потускнели, словно угли, подернутые пеплом.

– Что с вами Эмиль? – невольно спросил герцог.

– Ничего особенного, приболел немного, – ответил граф.

– Я слышал, что с вами на охоте приключилась неприятность. Как будто на вас кто-то напал.

– Да, у меня действительно была стычка с одним мерзавцем, но к счастью все обошлось.

– А где же госпожа графиня, и ее брат?

– Графиня часто хворает мигренью, и я ее с братом, отправил на воды.

– Ну и славно. Послушайте граф, все давно хочу вас спросить. А не хотели бы вы пойти на службу? Доброе ли дело, молодому господину киснуть в этой провинции. Поступили бы в роту г-на де Монтале, он как раз набирает людей, вашего склада.

– Я об этом, как то не думал.

– А вы подумайте, я напишу вам рекомендательное письмо.

Время шло, но сердце графа де Лавона, по-прежнему обливалось кровью. Каждый день, образ Маргарет стоял у него перед глазами, и каждый день, он заставлял себя забыть, и думать о ней, как об еще одном убитом негодяе, сгубившего его любимого дядю. Но память все чаще выдавала вопрос, который часто задавала его жена по вечерам: «Дорогой граф, вы меня, правда любите?» – спрашивала она, обнимая его за плечи. В голове до безумия, четко вспоминались эти минуты, такие нежные, и, казалось бы, бесконечные. Каждый день молодой человек прославлял Диониса7, пытаясь заглушить боль вином.

В один прекрасный день, Эмиль обнаружил, что незаметно спивается. «Довольно, хоронить себя в бутылке, – как-то раз, решил для себя граф. – Уж лучше умереть, как подобает дворянину, чем низко пасть, как забулдыге. Не для этого меня дядюшка растил!». В тот день граф, и решил продать свое умение фехтовать, как можно дороже. Тогда Эмиль принял решение воспользоваться предложением герцога Клермо, и поступить в роту графа де Монтале. В Париже, граф надеялся найти достойного противника, от руки которого он или погибнет, или же научит невежу, манерам. Г-н де Лавон знал, что это решение никак не изменит его жизнь, оно было нужно лишь для того, чтобы выжить, или найти смерть.