Новый друг и дочь люто возненавидели друг друга. Взгляды, которыми они обменивались, могли прожечь ковёр в Леночкиной квартире. Это было только начало! Дальше в квартире явственно пахло грозой, начинались громы и молнии. Витёк был чистюлей до занудства, Машка же с регулярным постоянством разбрасывала книги, оставляла грязную посуду в неподходящих местах и совала ему в карманы всякую пакость: как-то фантики, грязные носовые платки, шелуху. Витёк срывался, орал, Лена заступалась за дочь, Машка рыдала, потом все мирились, наступал «худой мир». Витек стал выпивать, Маша ныла, что все её достали. Лена чувствовала, что светлая полоса в её жизни стремительно темнеет. Однажды Витёк швырнул грязную тарелку в раковину, и разорался, тряся перед лицом невозмутимой Лены Машкиными колготками. Видя, что она не реагирует, разъярился и пошёл на неё с кулаками, наступая по рассыпанному по полу кошачьему корму. На миг у Елены потемнело в глазах, вспомнились годы беспросветности и унижения, и она, худенькая скромная, милая папина дочка так двинула Витька, как двинула все беды и напасти, преследовавшие её уже несколько лет. Не ждавший от «Ленуси» ничего подобного, Витёк не удержался на ногах и упал, поскользнувшись на крошках корма. Лицом попал в кошачью миску, ударился, и как-то по-женски завыл, сжался. Елена занесла ногу для пинка, но, увидев его потерянный взгляд, жалкую фигуру, и, к тому же – о ужас для этого чистюли – изгвазданную рубашку – внезапно расхохоталась. Она хохотала до тех пор, пока Витёк, обиженно сопя, собирал свои рубашки и парфюмерию, одевался, всем своим видом подчёркивая, как его здесь незаслуженно оскорбили. Когда за ним закрылась, наконец, дверь, Лена вытерла слёзы, выступившие от смеха, и сказала изумлённой дочери: «Пессимизм – это настроение, оптимизм – это воля. Будем жить, дорогая, по-новому!»

Прошло несколько лет. Трудно было узнать в красивой, уверенной себе женщине бывшую Леночку. Она стала для всех Еленой Сергеевной – серьёзным завучем (пока) в своей школе. Елену Сергеевну опасались теперь и дети и коллеги – за крутой нрав и злопамятность. Она похорошела, правда, в её облике проявилось что-то хищное, и сейчас она напоминала змейку, очаровательную и опасную – царевну из сказки. В прошлом остались неудачи и старые друзья – Катя давно была обижена и забыта – со своим домашним счастьем, мужем и двумя детьми. Машка с восхищением смотрела на утончённую изящную стерву, в которую превратилась её мать. Она так хотела быть похожей на неё! Но ей не досталось ни красоты, ни уравновешенности, ни силы воли матери. А Елена Сергеевна, глядя по вечерам в зеркало на своё отражение, пыталась найти черты прежней Леночки, чтобы, найдя, спрятать их глубоко- глубоко, шепча: «Этого мне не нужно, никогда-никогда!» Когда-то папа и мама верили в то, что их единственная дочь – избранная, светлая и лучшая девочка на свете; и об этом со временем узнают все-все.… Да, она согласна с этим – она – избранная. Ибо она сама избрала свою судьбу, и нисколечко об этом не жалеет!

Ольга.

«Происходит от древнескандинавского

Хельга – святая».

По Б.Ю, Хигиру

«Ольга – ты моя радость, Ольга – ты моя сладость. Ольга – ты моя прелесть, Ольга, я тебя люблю!» – доносилось из-за тонкой соседской стенки разухабистая песенка. Ольге нравилось начало, хотя вопли Макса её и разбудили. Но когда дальше Покровский запел: «Ты была скромной когда-то, а теперь ходишь к солдатам. Ты дала чабану из стройбата – он в руках не держал автомата» – страшно обозлилась, соскочила с постели и начала лупить кулаком в стену, грозно матерясь. Кулак у Ольги был неженский – сначала она работала токарем на ремонтном заводе, потом переучилась на крановщицу. Музыка смолкла, а потом стала слышна чуть-чуть, слов уже было не разобрать.