– Я провожу! – с легким поклоном заверил женщину княжич.

Холопы молча переглянулись. Самый плечистый, скользнув пальцами вдоль ремня, медленно направился вперед по тележной колее, осторожно прощупывая дорогу ногой. Его могучая спина даже в темноте различалась вполне достаточно, чтобы Софья Витовтовна уверенно шла в паре шагов позади. Княжич и остальные стражники шли уже за ней.

Вскорости впереди открылось крыльцо, ярко освещенное факелами, дорога стала хорошо различима, и княгиня ускорила шаг, обогнав слугу. Войдя в двери бокового крыльца, она повернула налево, к пиршественной палате. Добравшись, встала у дверей, заглянула внутрь.

Веселье длилось обычным порядком. Кто-то пил, кто-то смеялся, кто-то отдыхал. Но как раз сейчас наступило затишье – то самое время, когда отдыхающих стало сильно больше, нежели бодрствующих. Бояре спали на лавках у стен, спали на лавках прямо около стола. Иных сон сморил явно неожиданно – они валялись с видом убитых где попало. Другие, почуяв близкую победу дремоты, отошли от стола, выбрали удобное место, укрылись плащами или ферязями, подсунули шапки под голову вместо подушки.

– Не беспокойся, великая госпожа, третью смену бочонков гости еще не допили, блюда тоже не опустели… – У подбежавшей Пелагеи вид был всклокоченный и помятый, одна щека красная, другая белая, платок сбился на затылок, великоватое платье сидело наискось. Похоже, она успела где-то прикорнуть, но тут ей донесли, что пришла хозяйка с проверкой. Вот и вскочила, торопливо отчитываясь: – Стряпухи ныне свинину копченую с капустой квашеной в горшках тушат, утром на столы подадим, да медвежатину соленую, да плюс к тому яблочную бражку. После хмельного вечера сие угощение лучше любого прочего взбодрит. А опосля, к полудню, снова мед хмельной, да заливное, да студень говяжий. Для красоты мыслю кабанчиков на блюде. Большого во главу, да малые на крылья. А на опричный стол, знамо, вино и буженина…

– Я довольна… – лаконично прервала ее великая княгиня. – Предупреди слуг, чтобы при нужде искали тебя в моих покоях.

– Да, великая госпожа! – склонила голову служанка, отступила, поманила рукой мальчишек в белых атласных рубахах.

Софья же снова заглянула в трапезную.

Там за опричный стол вернулся князь Звенигородский. Скинул свой малиновый плащ на спинку кресла, уселся, огладил темную бороду. Слуга поспешно наполнил из кувшина его кубок. Юрий Дмитриевич выпил, наколол на нож несколько кусочков печеного мяса, прожевал, кинул в рот горсть кураги. Откинулся, слегка приопустившись в кресле, вытянул ноги и закрыл глаза.

Возвращения великого воеводы никто не заметил. Как, хотелось надеяться, – и его отлучки.

Это же пир! Каждому иногда надобно выйти, да не один раз. Дело обычное.

– Пойдем! – решительно развернулась Софья Витовтовна, чуть не бегом устремившись на женскую половину дворца. Перед дверьми указала рындам на боровских холопов: – Объясните служивым, бояре, где людская находится. Пусть отдохнут, завтра будут надобны. И тебе, отрок, придется пойти вместе с ними. Ибо сегодня в своих покоях я тебя уложить не смогу.

– Как прикажешь, княгиня! – поклонился княжич.

– Кстати, Пелагея, запомни хорошенько сего мальчика, – приказала ключнице московская правительница. – Волею супруга моего сей юный витязь отныне мой телохранитель. Буде стража понадобится, посылай за ним.

– Воля твоя, великая госпожа, – с трудом сдержала зевок служанка.

– Челюсть не вывихни, Пелагея. – Усталость ключницы не осталась незамеченной. – Ладно, пошли…

Поднявшись в свою опочивальню, Софья Витовтовна кивнула вскочившим с сундуков девкам-служанкам и распорядилась: