– Ях, эээж, эээж! (ой мама, мама! Ой, мама, мама!) (Ях, эээж, эээж!)

Проникавший свет сквозь дверные щели, крохотное забранное решеткой оконце почти у потолка и через дыру бывшую дымоходом, начал меркнуть и скоро стало совсем темно. Заметно похолодало, и люди, не сговариваясь, сдвигались плотнее друг к другу. Само собой образовалась половина вагона живых людей в одной стороне, а те, кто не подавал признаков жизни, остались на другой половине. С наступлением сумерек и до позднего вечера, в полной темноте каждый вечер сквозь кашель, плач и стоны слышались монотонные молитвы монаха – гелюнга. Чиркая спичками, он несколько раз в сутки обходил вагон, протискиваясь меж узлов, лежащих и сидящих людей и всматривался в их лица. Умерших он оттаскивал к двери, и ни разу не ошибся, хотя родственники были против его действий. Фонарь давно погас, керосина больше не было, спичек оставалось мало, в вагоне царила полная темнота. На этот раз старик-монах раньше обычного начал осмотр вагона и обнаружил до десятка неподвижных тел. Скрючившегося мальчишку лет восьми он долго ощупывал, и , подняв с промерзшего пола, потащил в середину кучки старух и женщин с детьми.

–Согрейте его, он живой, а то утром солдаты унесут его на мороз как мертвого и он по-настоящему умрет.– рядом кто-то недовольно заворчал, но люди все-таки разошлись и старик опустил между ними мальчишку. Через некоторое время мальчишка зашевелился и рядом сидящие, довольные таким исходом, начали толковать меж собой.

– Вот видишь, Бог все-таки послал нам человека для помощи. И подбодрит, и молитву почитает, с таким и умирать легче. И точно в подтверждение этого, из угла где обычно сидел старик – гелюнг, полилась его заунывная молитва, просящая всевышнего принять в свое лоно новых пришельцев, покинувших сей мир. Другой частью молитв долгого богослужения была искренняя просьба за людей, пока еще живых, пребывающих в беде с ним. Деревянная фигура Будды, стоящая перед стариком на мерзлом полу, подрагивала и качалась от тряски вагона, и старику казалось, что он слышит звуки, исходящие от нее, переплетающиеся со стуком колес:

– Я слышу! Я вижу! Терпите, терпите!

Вдохновленный сознанием могущественности божества, он запел молитву более торжественно, с разными горловыми интонациями. Утомленные люди почувствовали в себе какое-то успокоение и стали засыпать, окончательно смирившись со своим положением. Такова уж воля Божья, коль мыкает с ними горе Его посланник – гелюнг.

Закончив молитву, старик долго сидел, закрыв глаза, прислушиваясь к различным звукам в вагоне. Он слышал сипение пустых трубок. Во время молитвы никто не курил. Он слышал тяжелые вздохи и перешедшее в хриплый шепот бормотание умалишенной матери, потерявшей сына. Она по-прежнему сидела в стороне от всех и качая сверток прижимала его к себе, бормоча:

– Би гемтэ бишив (я не виновата).

Он не пытался что-либо объяснить ей. Он понимал – рассудок потерян, его не вернуть. И днем, когда в вагон пробился свет, он подошел к ней и погладив ее по голове прошептал:

– Чи гемтэ бишив! (Ты не виновата!)

Женщина благодарно посмотрела на него, прижалась щекой к его руке, и радостно затараторила:

– Би гемтэ бишив, би гемтэ бишив! (я не виновата, я не виновата!)

Сидящие невдалеке старухи вытирали слезы и кивали головами. Они тоже были не виноваты. Прошла еще одна ночь, не принесшая никаких облегчений. Поезд довольно долго шел без остановок и ранним утром, когда еще было довольно темно. Старик долго стоял у зарешеченного окошка, подставив какой-то мешок под ноги, пытливо вглядывался в мелькающий лес. И наконец дождавшись того, чего он ждал, сказал ни к кому не обращаясь: город большой проезжаем, но здесь нам не остановят. И когда колеса загрохотали по рельсам, как в пустой бочке, он добавил: Мост железный, река большая. Большая, но уже вся заморожена. Многие обитатели вагона прильнули к дверным щелям и видели то, о чем говорил старик. Паровоз бойко бежал по огромному городу среди стоящих составов, с пыхтящими паровозами, готовыми сорваться с места как только пройдет этот их поезд со специальным литером – «Улус». На платформах стоящих составов громоздились зачехленные пушки, трактора, машины, составы с солдатами – эти очевидно шли на запад, на фронт. На других составах в таких же вагонах как и у них, мычали коровы, ржали лошади – это очевидно шли оттуда, с запада, с мест боевых действий. А может это был и их скот. И кругом солдаты, солдаты, солдаты. Многие совсем мальчишки.