–А Вовка тоже ходил по болоту, брал у них эти лыжи! – высунулся с кровати Толька.

– Предатель! – кинулся к нему Вовка.

– Божачка ты мой! – закрыла рот в испуге Маришка. – Утонешь, сыночек!

– Не утону, а этому твоему Толичеку точно щелбана дам.

– Мама, а Вовка тоже умеет корзинки плести – не унимался Толька, – а Колька уже две выменял не четыре яйца. Мы три съели, а одно тебе оставили. Вон на окошке лежит.

– Милые вы мои детки, голодуха уже на болото вас загнала. Прошу Христом Богом вас, не ходите к болоту. И кто знает, какие эти калмыки, как бы худа не накликали. Милиция затаскает.

– А че, мам, милиция? Милиция давно знает, что там калмыки живут.

– Приедут, заберут кисти и корзинки, покричат, сунут какую-то бумажку и уедут.

– А чаво ены им кричат?

– А нельзя здесь жить, не положено, спекуляцию разводите. Ну, старухи соглашаются, выйдут из землянки, сядут в сторонке и ждут, пока они уедут. Милиция уедет, они опять назад приходят. За кисти да за корзины, они хоть картошки или чего-нибудь выменяют, а так у них все отберут.

–Ой , бедные люди! – вырвалось у Маришки. – Ходим к ним, отнесем картошин хоть пять.

– не, мам, они седня хорошо выменяли. И картошку. И лук.

– Нас даже угощали! – опять выкрикнул Толька.

– И вы ели, не заразно?

– Мам, это такие же люди, а картошка печеная в костре у всех одинакова.

Маришка о чем-то думая осматривала избу.

– А спят они на чем? Холодно ведь на дворе.

– Спят на сене, травы надергали, насушили. Вот и спят.

Она нашла старенькую дерюгу, смотала в комок и глядя на ребятишек сказала: Хадим отнесем им.

– Пошли. Давно бы было надо им дать чего-нибудь из тряпья, да все боялся тебе сказать, что заругаешь. А они старухи хитрые стали, наплетут корзин, кистей навяжут и на болоте в кустах спрячут. Когда надо отнесут обменяют, милиция приедет, а у них в землянке ничего нет. Поругаются и уедут.

Маришка с ребятишками пошла через огород к землянке.

– То-то вижу, тропинка через огород прямо к землянке ведет. Часто тут бываете?

–Бываем, – затараторили ребятишки.

Вовка снял верхнюю жердину из изгороди для матери. Подойдя к землянке, они увидели небольшой костер, над которым висело помятое закопченное ведро с деревянной крышкой. У задней стенки виднелись очертания полулежащих людей. Вход в землянку наполовину от низа был завешен мешковиной.

– Менга! Байса! Мендуть! – несколько раз произнес Вовка. Полог зашевелился и откинулся с одной стороны, и показалась небольшого росточка сухонькая старуха в меховой шапочке с трубкой во рту. Вечер был лунный , и она подслеповато щурясь оглядывала пришельцев. – А-а! – лучисто засветилось лицо старухи.– Мендуть – Здраста, Вовика! И тыча пальцем в каждого пацана она перечисляла: -Колика, Толика. Потом ткнула в себя трубкой, вынутой из беззубого рта – засмеялась. – Менга! Ребятишки тоже радостно засмеялись. Потом старуха указала на Маришку: – ЭЭж, эк?

– Ага, это наша мама.

– Мама, Мараишка? – выпалила старуха.– и все весело засмеялись.

– Откуль она меня знает?

– Знает. Я рассказыва – ответил Вовка.

– А ты по-ихнему понимаешь? – спросила мать.

– Немного понимаю.

–А ничего это? – настороженно спросила она.

– Мам, ты за это не переживай. Менга, а че Байса не идет сюда?

– Байса – пух – пух.– и старуха закрыла глаза и запухала впавшими щеками.

– Спит? – осведомился Вовка.

– Сапит, сапит – закивала Менга. Пацаны дружно засмеялись. Маришка протянула ей свернутую дерюгу, скзала: Спать холодно, укроешься.

Старуха вопросительно поглядела на Вовку. – Бери, бери, – кивнул он.

Старуха сунула трубку в рот, и, прижав сверток к груди, наклонилась. – Ханжинав, ханжинав!