– Давайте выйдем! Это ведь американцы.

Борис останавливал: слишком рискованно было просто выйти к готовым стрелять при малейшей опасности бойцам. Хотелось убедиться в том, что они не ошибались. Они впервые видели эту технику и этих солдат в незнакомой форме. Но после того как удалось разглядеть на рукавах их курток американский флаг, сомнения отпали. Да, было очевидно, что город заняли американцы, и было бы глупо в этих обстоятельствах погибнуть по недоразумению. Борис послал Сергея за простыней, и они вывесили этот импровизированный флаг в окно. Их внешний вид у американцев не вызвал никакого недоверия: пленных из окрестных лагерей они повидали немало, насмотрелись на ужасы лагерного устройства – и вышедшую к ним троицу окружили, сочувственно хлопая их по плечам, угощая сигаретами и первыми попавшимися под руку частями сухого пайка.

Офицеры, сидевшие в джипе, подозвали лагерников к себе и задали им несколько соответствующих ситуации вопросов. Борис рассказал о том, как они спаслись, после того, как завод, где они работали, был уничтожен, рассказал, из какого они лагеря, и представил своих товарищей. Капитан, видимо, старший из экипажа, объяснил, куда надо идти, чтобы получить помощь и зарегистрироваться в полевом сборном пункте приема военнопленных. Он спросил Бориса, откуда такой английский и говорит ли он по-немецки. Когда узнал, что тот владеет еще и французским и русским, то протянул ему руку и представился:

– Стивен Тейлор. Вы можете оказать нам услугу и после того, как зарегистрируетесь, найдите меня по этому адресу.

И он написал ему свое имя и адрес дислокации его подразделения на вырванном из блокнота листке.

Перед тем, как отправиться к пункту сбора освободившихся из лагерей заключенных, Борис подошел к разрушенному заводу. Неужели Шерман нашел под этими развалинами свой покой в эти последние часы длинного пути? Они вместе прошли этот путь. После того, как лагерь в Кайзервальде прекратил свое существование, осенью 44-го их на барже перевезли в Польшу и затем гнали маршами с небольшими перерывами в Германию. Они прошли пешком сотни километров. Из каждой команды в конце такого марша едва оставалась половина. Если на пути попадались речушки, они сбивали для охраны плоты, а сами шли вброд. Они с Мишкой раздевались и несли одежду на вытянутой руке, выживали, одеваясь в сухое на другом берегу. Большинство не в силах было так поступать, и многие в этих водах оставались навечно. Охрана стреляла по проплывающим трупам, исключая возможность побега. Стреляли по окоченевшим лицам с устремленными в холодное ноябрьское небо мертвыми глазами.

В нескольких кварталах от их временного убежища они нашли устроенный американской администрацией сборный пункт. Два полуразрушенных складских ангара были до отказа заполнены людьми.

Дырявую крышу латали, ползая на верхотуре, видимо, добровольцы из прошедших регистрацию. Никому не хотелось оказаться под дождем, а нависшие над городом кучевые облака обещали его в скором времени. Никто не знал, сколько им придется пробыть в этом месте. Две полевые кухни осуществляли бесперебойное снабжение изголодавшихся вчерашних обитателей лагерей кашей, хлебом, горячим супом, тушенкой, чаем с сахаром, и переваривать все это в тепле было для них естественным желанием. Американцы выделили для ремонта кое-какой строительный материал и инструменты, а то, чего не хватало, тащили из разрушенных зданий, в избытке окружавших ангары.

Очередь к нескольким столикам со стопками анкет, с писарями и сержантами, проводящими первичное собеседование, двигалась медленно и, оставив стоять в ней Сергея, Франсуа с Борисом вышли покурить, благо сигаретами их одарили сверх меры. Борис смотрел на своего спутника. Они оба были заросшими, небритыми, измученными, все в тех же грязных, изорванных лагерных лохмотьях, но француз был уже другим человеком. Он говорил, держа в здоровой руке сигарету, зажатую между указательным и средним пальцем. Он жестикулировал, и его кисть описывала пируэты танцора, певца, она венчала его возбужденные пассажи, словно корона победителя. Несколько часов назад эти жесты были жестами защиты, настороженными, пугливыми, закрывающими голову от опасности, которая окружала его со всех сторон.