Молодой купец по фамилии Кадочников, которого отец снарядил для участия в Русско-Американской кампании, вдруг прервал их разговор неожиданным вопросом:

– А не тот ли вы корнет Лисицин, который ушел со службы из-за дуэли с Гуревичем?

Судя по речи, он был изрядно пьян, и Роман Сильвестрович посмотрел на него суровым взглядом. Однако Кадочников не обратил на это внимания.

– Хм… Не лучший эпизод моей жизни, который я не хочу обсуждать, – сказал Сергей.

– А между прочим, – многозначительным тоном произнес Кадочников, – Гуревич свояк Романа Сильвестровича.

Сергей поднялся. Вся эта пьяная беседа ему была неприятна. Тем более его противник по дуэли, из-за которой сильно изменилась его жизнь, оказался родственником капитана.

– Простите, господа, я, пожалуй, откланяюсь.

Но Кадочников не унимался и продолжал говорить ему вослед:

– А Гуревича отправили служить на Дальний Восток. В Лазареве вы с ним, возможно, и встретитесь. Верно, Роман Сильвестрович?

Кадочником пьяно хихикнул. Как-то даже злорадно.

– Послушайте… Вы молоды, глупы и слишком пьяны, – тоном, не терпящим возражений, высказал ему Роговский. – Все это не ваше дело. Извините за грубость, конечно. Впрочем, перед кем тут извиняться… Идите уже спать. Завтра вам стыдно будет за свое поведение.

Из-за того, что с вечера лег рано, Сергей так же рано и проснулся. Спать не хотелось вовсе. Он оделся и поднялся на палубу. «Святой Андрей Первозванный» шел медленно в окутывающем его тумане. Слабые лучи солнца просто увязали в белой пелене. Однако с каждой минутой туман становился все более прозрачным.

Сергей набрал полную грудь влажного, холодного воздуха. Выдыхая, заметил, как легкий пар растворялся в окружающем тумане.

– Доброе утро. Что-то прохладно, – обратился он к Невельскому, стоящему на палубе с подзорной трубой.

Геннадий Иванович, высокий мужчина тридцати пяти лет, морской офицер, путешественник, посмотрел на Сергея и ответил:

– Доброе. Только туманное.

– Отчего вы вчера вечером с капитаном ругались?

– Ну… Сергей Петрович, мы с ним не ругались, а скорее обсуждали. Просто громко и эмоционально.

Невельской помолчал, вглядываясь в туман.

– Вот понимаете, в чем дело… Обычно суда огибают Сахалин… Подержите, – Невельской протянул Сергею подзорную трубу.

Сергей взял в руки и тут же глянул в нее с любопытством, пытаясь рассмотреть что-то в тумане. Невельской достал из-за пазухи карту, свернутую трубочкой, и развернул.

– Взгляните. Что написано перед словом «Сахалин»?

Сергей тут же склонился над картой.

– Полуостров.

Невельской закивал головой.

– И обычно суда огибали полуостров. И через три дня пути от этой точки на карте…

Геннадий Иванович ткнул пальцем в карту. Та тут же свернулась в трубочку обратно. Он опять ее расправил. И продолжил:

– …Заходили в Лазарев.

Невельской свернул карту и положил ее за пазуху.

– Что вы видите с левого борта?

– Земля. Берег, – не понимая, к чему ведет Геннадий Иванович, ответил Сергей.

– Правильно! – радостно заговорил тот. – Береговая линия. А теперь взгляните в подзорную трубу во-о-он туда, – он рукой указал в противоположную сторону. – С правого борта. Туман рассеивается. И вы должны это увидеть.

Сергей взглянул в подзорную трубу в направлении, которое указал Невельской.

– Камни. Тоже земля! – не высказывая открыто свое удивление, проговорил Сергей, пытаясь рассмотреть подробнее береговую линию.

Геннадий Иванович заулыбался и хлопнул его по плечу.

– Верно! Там Сахалин! И это остров! И мы сейчас идем проливом между материком и Сахалином. А? Каково?

Невельской повернулся в сторону мостика, где стоял Роговский.