– В Токио у нас только три боксера стали чемпионами: Попенченко, Поздняк и этот, как его… Степашкин. Кто четвертый, по-твоему? – доказывал небольшого роста солдат, идущий последним в строю.

– Енгибарян, – произнес солдат, идущий за Антоновым.

– Вась, ты в этом деле знаток, как я канатоходец. Енгибарян был чемпионом в Мельбурне. А в Риме у нас чемпионов было и того меньше, только Григорьев сумел завоевать золотые медали.

К этому времени они уже подошли к сторожевой вышке.

– Замирайло! Ты жив? – крикнул разводящий.

– Жив, здоров и невредим, как мальчик Петя Бородин! – крикнул часовой и стал спускаться в тулупе.

– Тулуп оставь там! – крикнул Петр Антонов и подошел к ступенькам лестницы вышки.

Спускающийся Замирайло снял тулуп и отдал Петру со словами:

– Пост сдал!

– Салага! – крикнул Петр, – надо сказать, как положено по уставу: «Рядовой Замирайло пост сдал!»

– Ладно, если не забуду, в следующий раз так и скажу.

– Все в порядке? – спросил разводящий.

– Какой-то чудак в лесу фонариком с двенадцати часов все мне азбуку Морзе диктовал минут пятнадцать.

– А ты дуб дубом в этой азбуке, ничего не понял, – съязвил идущий сзади солдат небольшого роста.

Антонов стал подниматься на вышку, а часовые с разводящим пошли дальше к последнему посту, который находился за углом налево и подходил почти к казармам автобата. Как только наряд завернул за угол, Антонов вытащил фонарик, включил, направил в сторону леса и стал мигать, как заметил часовой Замирайло, под азбуку Морзе, хотя и он эту азбуку не знал. Вскоре из леса последовало такое же мигание фонариком. Заметив это, Антонов стал махать по обусловленному знаку: верх-вниз, налево-направо.

– Пусть наряд пойдет обратно, тогда дам знак «можно», – произнес радостно Антонов, накинул на себя тулуп и стал смотреть в ту сторону, куда пошел наряд к последнему посту.

В это время в лесу Волков ругался с Никанором Ивановичем:

– Ты знал, что этот твой солдат будет нам вола крутить, раз валенки надел?

– Я предполагал, что он может заступить на пост не в двенадцать, а в два. И тебе об этом говорил. А ты что, замерз?

– Если бы ты знал, какие морозы бывают на Колыме, такие глупые вопросы бы не задавал. Не замерз, а устал ждать.

– Ничего, подождешь! Это в твоих интересах. Мне это совсем не нужно, а я с тобой торчу здесь. Молчу, между прочим.

– А что он опять машет «нельзя»?

– Ты же видел, они пошли направо, завернули за угол. Видимо, там еще есть пост, пошли менять и того часового. Вот, идут обратно. Если тебе так не терпится, иди, поздоровайся с ними, скажи, зачем ты пришел сюда. Иди!

– Ладно. Столько ждали, еще минутку подождем.

– Не минутку, а минут пять-десять, пока они дойдут до караульной.

И Антонов думал так же, когда увидел отдаляющихся от своего поста разводящего с часовым.

«Пусть пройдет еще минут пять, а то и больше, пока они дойдут до караульной, разденутся». И стал радостно прыгать на вышке и почаще посматривать на часы.

– Ну что же не дает знак? – недоумевал Волков в лесу.

– Правильно делает. Осторожность превыше всего. Он парень умный, не хочет идти под трибунал, – спокойно объяснял Никанор Иванович.

В это время они заметили, как часовой на вышке делает фонарем круговые движения.

– Пошел! – скомандовал Никанор Иванович и сам с ним двинулся к вышке. – Я подойду поближе, когда ты выйдешь с аквалангом, я тебе помогу тащить. Эта зараза очень тяжелая.

«Идет! – С особым трепетом стал наблюдать за идущим к нему человеком Петр. От волнения у него стали руки дрожать. – Отсюда, наверное, промахнусь, лучше спущусь вниз и выстрелю из положения лежа».