Скорцени понимал, что скрывалось за этой недосказанностью Гиммлера. Ни он, ни кто бы то ни был иной не мог с точностью сказать, как поведет себя фюрер дальше, какое примет решение. Одни предлагали до конца оставаться в Берлине и добиваться сепаратных переговоров с Западом, другие настаивали на немедленном перебазировании рейхсканцелярии и штаба Верховного главнокомандования в «Альпийскую крепость» или на север, в район Фленсбурга, под защиту флота, войск СС и отборных частей морской пехоты Деница.

При этом не исключалось и тайное бегство в Испанию, Аргентину или Юго-Западную Африку, с передачей фюрерских полномочий Герингу, Деницу или Гиммлеру и с подменой Гитлера на им же, Скорцени, взлелеянного двойника.

Предложений возникло несколько, однако решение обязан был и мог принять только сам фюрер. Но он его упорно не принимал, ставя в затруднительное положение всех, кто все еще пытался заботиться о его безопасности и его спасении во имя спасения нацистского движения. Или кто желал скорейшего самоотстранения его во имя успешных переговоров с англо-американцами.

– Когда именно прикажете отбыть в «Альпийскую крепость», рейхсфюрер?

– Завтра к восьми утра за вами прибудет транспортный самолет.

Лишь спустя несколько дней Скорцени узнал, что, по странному стечению обстоятельств, уже через полчаса после разговора Гиммлера с комендантом Шведтского плацдарма ему позвонили из приемной Гитлера.

– Как хорошо, что вы оказались на месте, Гиммлер, – как всегда, слегка прогнусавил личный адъютант Гитлера обергруппенфюрер СС Юлиус Шауб. – С вами будет говорить фюрер.

– О чем? – поспешил поинтересоваться командующий группой армий «Висла». Иногда такое любопытство срабатывало, и Шауб успевал сообщить или хотя бы намекнуть, что именно может интересовать хозяина ставки. И был слегка обескуражен, когда ответ услышал голосом самого вождя:

– О Скорцени будем говорить, Генрих, о Скорцени. Почему никто не докладывает, где сейчас находится этот мой личный агент по особым поручениям?

– По моему приказанию он командует группировкой войск на плацдарме в районе Шведта, где уже проявил себя как исключительно храбрый офицер.

– Так это он создал тот самый знаменитый Шведтский плацдарм?! – искренне удивился Гитлер, хотя рейхсфюрер мог поклясться, что в одном из донесений о боях на Одере уже называл имя обер-диверсанта.

– Причем сражался там с исключительной храбростью, – решил воспользоваться слабостью Гитлера и поднять настроение, расхваливая подвиги его любимца. – Там, где оборону держал Скорцени, ни один русский не прошел. Будь в нашем распоряжении хотя бы несколько таких генералов, мы остановили бы коммунистов еще на Висле.

– Или на Волге, – проворчал Гитлер. – Помнится, Шауб, Рыцарским крестом Скорцени мы уже награждали.

– Да, он награжден им, – ответил вместо адъютанта Гиммлер.

– В таком случае передайте Скорцени, что я награждаю его Дубовым венком к Рыцарскому кресту[23].

– С радостью сообщу, мой фюрер.

– Однако он должен быть сейчас не на Шведтском плацдарме, а в Альпах, – сразу же перешел на сухой приказной тон Гитлер. – Ему было поручено готовить последние редуты нашей обороны – «Альпийскую крепость».

– Он занимался этим, хотя у него были и другие поручения, – понял Гиммлер, что слегка запоздал с переброской обер-диверсанта в Альпы. Однако фюрер уже не слушал его.

– Очевидно, вы, Генрих, не понимаете всей важности создания мощного оборонительного района в Альпах, в непосредственной близости от границы с нейтральной Швейцарией, которая будет служить естественным прикрытием наших тылов, – постепенно входил он в привычный ораторский раж. – Там, превратив каждый альпийский перевал в неприступную крепость, мы остановим врага, вынудив его вступить с нами в тяжелые бои и в столь же тяжелые переговоры! Оттуда, со склонов Альпийских гор, мы, волна за волной, пойдем в решительное наступление, которое, в конечном итоге, приведет к расколу антигерманской коалиции и заставит большевиков откатиться назад за Одер…