Как-то, выходя из библиотеки, мы наткнулись на армейского вербовщика. Через полчаса все было решено. Где еще нас бесплатно научат полезной специальности, дадут крышу над головой да еще будут платить жалование? Вербовщик – судя по акценту, не местный – честно предупредил, что у нас есть все шансы оказаться в пустыне. Подумаешь, пустыни мы не видели. Мы просили только об одном – чтобы нас направили на одну и ту же базу.

И вот мы оказались в Ираке, в лагере Кэмп-Монро – я как помощник адвоката, а Айрис как специалист по дознанию. Нам посчастливилось оказаться по соседству, так что мы видели друг друга почти каждый день. Помню, когда Айрис впервые пришла в расположение нашей части, переводчик Исса, увидев нас, сказал:

– Какой красивый девушка! И два сразу.

Я отдала папки с личными делами куда следует и отправилась искать Айрис. На рабочем месте ее не оказалось. Я отправилась в жилой корпус и обнаружила Айрис на ее раскладушке, в закутке у окна, завешанного марлей от мух.

– Что, болеешь? – спросила я, присаживаясь на раскладушку.

– Так, отравилась чем-то. Пройдет, ты не волнуйся.

В этом вся Айрис. Сама болеет, а меня же утешает.

– От мамы ничего не слышно?

– Последнее письмо две недели назад было. Ты же знаешь, у них там даже марки на учете… – невесело усмехнулась я.

– Не дело это, – покачала головой Айрис. – Как только вернемся из Ирака, заберем ее к себе.

Мы потрепались немножко, а потом я встала и отправилась в свою часть. Я пересекала залитую асфальтом вертолетную площадку, когда услышала за спиной топот ботинок и мужской голос.

– Ефрейтор Граммал!

Я обернулась. Меня догонял двухметрового роста решительно настроенный сержант.

– Я вас по всей территории ищу. Пора допрос начинать. А ну-ка, быстро!

– Вы ошибаетесь, – начала было я. – Я Айви Граммал.

Но он уже отвернулся от меня и бежал обратно. Я поняла, что если стану настаивать на том, что я Айви, а не Айрис, то настоящей Айрис не дадут поболеть спокойно. Поэтому я последовала за сержантом.

Он привел меня в подвальную комнату без окон. От бетонных стен веяло холодом, на единственном столе ярко горела лампа. За столом сидел командир моей сестры, капитан Кларк, и просматривал какие-то бумаги. За его спиной висела большая карта Багдада, утыканная булавками. Напротив, со связанными за спиной руками, сидел допрашиваемый – бородатый мужчина в сером балахоне и белой вязаной шапочке. Он смотрел перед собой и бормотал какие-то слова. За его стулом замерли два охранника, а в стороне на табуретке примостился переводчик.

Капитан Кларк поднял взор от бумаг и спросил:

– В чем дело, ефрейтор Граммал?

– Я была нездорова, сэр. – Нельзя сказать, что это было неправдой – то ли мне передалось недомогание Айрис (как это часто бывало), то ли эта комната на меня так плохо подействовала.

– Ну, хорошо, – вздохнул Кларк, – начнем, благословясь.

И повернулся к переводчику.

– Таха, скажите ему, что мы знаем – это именно он стрелял в американцев из-за забора мечети. Однако в обмен на сотрудничество мы готовы принять во внимание тот факт, что никто не пострадал.

Услышав слова переводчика, задержанный перестал бормотать. Он выпрямился на стуле. Даже в полумраке подвала я увидела, как налились яростью его глаза, как собралась слюна в уголках губ. В потоке гневных воплей я с трудом разобрала два слова – часто повторяемое гортанное «ислами» и с ненавистью выталкиваемое «амрики».

– Ничего интересного, капитан Кларк, – резюмировал переводчик. – Одни проклятия. Мне тоже досталось на орехи. Оказывается, мой отец согрешил с обезьяной.

Так продолжалось еще полчаса. Задержанный основательно прошелся по Тахе, капитану Кларку и президенту Бушу, причем последнего назвал хвостом шайтана.