Утром, около девяти, я внезапно проснулась. Утомлённый любовник тихо спал рядом.
– Анри, вставай!
Моро открыл глаза и нежно погладил меня по ноге.
– Доброе утро, любимая.
Я попыталась вырваться из объятий:
– Подожди! В котором часу обычно приходит сюда приходящая прислуга?
– Каше? Кажется, в девять!
– Вставай живо! Они сейчас придут! Кажется, я слышу, как паркуется машина! Да, вставай же!
Анри, смеясь, побежал в коридор подбирать разбросанную одежду. Я, накинув халат, за ним.
Он, смеясь, натягивал брюки:
– Ну и что, если они увидят нас вместе? Чего ты испугалась? Сплетен? Или у тебя есть поклонник, о котором я не знаю?
– Иди же, господи! Да не сюда! Через задний вход! Быстрей! Они уже идут по дорожке!
Я открыла вход на цокольном этаже. В это время у парадного входа прозвенел звонок.
– Мы встретимся сегодня? Встретимся? – шептал, прощаясь, пылкий любовник.
– Встретимся!
– Когда? Когда? – он не давал закрыть дверь.
– Сегодня!
– Когда!
– В шесть вечера!
– Я заеду!
– Нет! Приходи на ужин!
– Мы проведём ночь вместе?
– Да! Да! Ты уйдёшь или нет?
– Не мойся, слышишь!
– Ты с ума сошёл! Уходи же, мне нужно открыть дверь!
– Последний поцелуй! Иначе не уйду!
Когда я открыла дверь, супруги стояли на пороге и смущённо смотрели под ноги. Не знаю, что они слышали, но мадам Каше поздоровалась и сказала:
– Пойду греть воду, – и тут же ушла на кухню.
Месье Каше, проводив взглядом проезжающий по улице голубой «Рено», показал рукой на кусты роз:
– Я буду в саду.
Закрывая за садовником дверь, я вспомнила лицо Анри и его слова:
«Доброе утро, любимая!»
«Любимая! Мне не послышалось! Любимая!»
– Господи Иисусе! Что вы натворили, мадемуазель Ева? – услышала я изумлённый крик мадам Каше из кухни.
Я бросилась к ней:
– Простите! У меня уголь упал! Я помогу собрать!
Мадам Каше стояла перед раскрытой дверью чулана. Уголь осыпался до середины стены и завалил пол до порога чулана:
– Как это произошло?
Я пожала плечами:
– Сама не знаю! Мне показалось, будто что-то сдвинуло кучу угля с места!
– Не переживайте! – мадам Каше доброжелательно улыбнулась, и мне стало очень стыдно от её улыбки. – Я давно говорила, что углю здесь не место! Раньше его хранили в подвале!
– Раньше?
– Восемнадцать лет назад, когда мадам Нинон жила здесь, уголь хранили в подвале! Перед отъездом она почему-то дала распоряжение сложить брикеты сюда. Столько грязи из-за этого угля! Рук не хватает убираться!
– Может, лучше отнести брикеты в подвал?
– Так и сделаем! Работы на полдня! Придётся собрать всё это в пакеты.
– У меня сегодня гости, в шесть часов.
– Не волнуйтесь, мы управимся к приходу гостей. Вам помочь приготовить ужин?
– Нет, не нужно.
– Я позову месье Каше, а вы занимайтесь своими делами, мадемуазель Ева.
– Хорошо, я только быстренько приму душ.
Честно говоря, я была рада уйти.
У ворот я обернулась и оглядела дом. На фронтоне, под самой крышей отчетливо выделялась дата: 1848.
«Дом был построен сто семьдесят лет назад. Интересно, кто был первым владельцем шато?»
Вспомнились городские чёрно-белые фотографии в нотариальной конторе мэтра Моро. Я бы узнала шато из миллиона других. На фотографии дом стоял на фоне высокого виадука, по которому шёл, пыхтя паром и дымом, паровоз. Других строений рядом не было, дом будто парил над рекой в окружении высоких кипарисов и пирамидальных туй. Я подумала, что на фотографиях совсем нет белых акаций, которые сейчас в изобилии растут вокруг.
На всех фото было указано название мастерской и год 1884, когда фото были сделаны. Я запомнила название улицы и адрес: рю де Арми, 5, Бурпёль, Пуату-Шаранта. И решила проверить. В самом деле, если мой дом сохранился с тех пор, и форт, и мельница, и церковь, то почему бы не сохраниться мастерской?