Паня очень живо представила себе, что они все вместе идут ко Христу, чтобы увидеть Его Воскресение! А она-то, как и следует, руки сложила, и впереди всех, и совсем уже близко… Рядышком и Матушка, как белый ангел, с больным мальчиком. Паня и его узнала! Она недавно ездила с Матушкой навещать одну бедную семью. Привыкшая в обители к опрятности и порядку, девочка с опаской переступила порог полуподвала, оглядывая грязные смятые тряпки, тараканов на столешнице, киснущее в чане белье. Паня боялась показать свою брезгливость, и ей помогло только то, что лицо Матушки не дрогнуло ни одной жилкой, светясь, как всегда, неподдельным участием.

Исхудалая немолодая мать прижимала к порожней груди вопящего младенца. Молока у нее не было.

Елизавета Федоровна распорядилась поставить на стол корзину с бутылочками, наполненными молоком, и сама подала одну женщине, которая принялась кормить малыша. Остальные дети, собравшись вокруг, исподлобья смотрели на него. Крестовая сестра раздала им булки. Ребята с жадностью хватали каждый свою и старались спрятаться в угол, чтобы другие не завидовали. А иные тут же прибежали обратно за новой порцией.

Вдруг из угла послышался стон. Паня, оглянувшись, увидела лежащего на постели мальчика чуть помладше нее, с прозрачным синеватым лицом. Неразборчиво мыча, он протягивал к столу тонкие руки.

– Ванюша у нас с детства не ходит, – объяснила мать. – Само собой, ему всегда меньше всех достается, не успевает он за здоровыми…

Матушка подошла к мальчику и, склонившись над ним, что-то ласково проговорила, а потом, поддев руками его худенькое тельце, подняла к груди. Сестры бросились ей помогать. Паня запомнила очень тонкие бессильные ноги мальчика, которые болтались на фоне серого платья Великой Княгини, и недоверчиво-ошеломленную улыбку, морщившую его лицо.

Елизавета Федоровна предложила забрать Ваню в приют при обители. Там его будут лечить лучшие московские врачи, приходящие работать в больницу. Бедная женщина сразу же согласилась, бросилась на шею Матушке и долго твердила на прощание:

– Вы теперь у меня самый близкий человек, дороже вас никого нет, Ваше Высочество…

– С тех пор как я стала настоятельницей, я просто сестра Елизавета, – был ответ. – Или матушка…

– Матушка дорогая, у меня ведь и матери-то не было, выросла в чужих людях! – причитала женщина. – А теперь муж пьет, под пьяную руку дерется, и никак из нищеты мы не вылезем…

Матушка велела сестре записать адрес этой семьи, сколько в ней детей и какого они возраста. Паня потом отвозила к ним вместе со старшими одежду и продукты. А Ваню она видела в больнице обители – чистенького, в белом, как ангелочка. Ему делали уколы и массаж, но ходить он так и не смог, только научился отдельные слова произносить. Паню иногда посылали принести ему еду или порошки. Она училась ухаживать за больными и тайно гордилась этим.

Ванечку-то Паня и узнала на картине. Великая Княгиня тоже обратила на него внимание и заметила:

– Это Ванечка из нашей больницы? Как трогательно сестра Варвара его держит!

Она, кажется, не поняла, что это ее изобразил художник, ей это даже в голову не пришло… Хотя Пане было немного жаль, что прекрасное лицо Матушки скрыто белой волной апостольника.

Художник возразил:

– Нет, я, скорее, себя изобразил в детстве. Я слабенький был: все время боялись, что долго не проживу. А потом положили на меня иконку святителя Тихона Задонского, и я стал поправляться.

Паня обрадовалась: ее отец тоже был Тихон, и этого святого в ее семье очень почитали…

Мастер продолжал:

– Я старался показать здесь больше людей из народа. На одной выставке ко мне подошел солдат и сделал замечание, что на моей картине «Святая Русь» нет русского солдата, который жизнь свою клал за свой народ и Отечество, Христа ради.