– Кто-то донес, – испытующе глянул на Кольку Стах.

– Сами поляки и донесли! – нагло ответил тот.

Возмездие не заставило себя ждать. Когда Казаков с Ваней Киевским стояли в цехе откуда-то с верху на них обрушилась металлическая штанга. Колька вовремя среагировал отскочил. Ване проломило череп. Парень заметил Стаха на верхотуре. Доложил хозяину. Тот снова позвонил в гестапо. Стаха тоже забрали с рабочего места, втолкнули в машину, увезли.

– Куда его? – спросил Казаков деда.

– В Лазенки. Это – дворец польских королей. А в парке расстреливают тех, кто против Великой Германии. Завтра поедем за новыми пленными. Поляков – в шею!

Утром Кольке дали старенький пиджак и сапоги сынка хозяина, воевавшего где-то под Киевом. Вместе с хозяином отбирали новых рабов. В-первую очередь брали имевших опыт работы в мукомольном производстве. Особенно интересовали добровольно сдавшиеся в плен. Теперь привезли пару десятков человек. Казаков не досмотрел. Один успел наесться муки и корчился от заворота кишок. Дед несколько раз вытянул тростью подручного за недосмотр.

– Не сметь жрать муку! – двинул по носам Колька пару человек, заметив на их губах белые следы. – В мучениях подохните! Подождите чуток! Накормят, как в санатории! Меня благодарите за то, что на хлебное место попали! Хозяин говорит: война скоро закончится. Тогда по домам поедем. А сейчас вести себя тихо, у деда не воровать, от работы не сачковать! Не то снова в лагере окажитесь!

Люди сносно поели, порозовели, смотрели на Кольку, как на бога. Потом он отвел пленников в сортир. Проинструктировал: сколько получат ударов палкой за опоздание, за непонимание приказов, за отлынивание от каторжного труда. Один из рабов все же опоздал.

– Цвай минутен! – глянул хозяин на часы и протянул Кольке трость.

– Извини, братан! Сам виноват! Я вам, б…м, как людям говорил, что нельзя опаздывать, – с этим Колька дважды огрел по спине «нарушителя трудовой дисциплины». – Мужики! Не вводите меня в грех! Я – человек подневольный. Приказали бить – бью!

Теперь Казаков сам стал начальником. Командовал пленными, загружал зерно в жернова, следил за качеством помола. Случалось, вытягивал кого-нибудь из норовивших не вовремя отдохнуть. Пленные имели номера, нашитые на гимнастерки. Кольку хозяин звал на немецкий манер Клаусом. За кирпичными заводскими заборами текла жизнь. Гнали по улицам Варшавы большие колонны пленников. В обратном направлении – на восток – текли колонны танков, грузовиков с пехотой. Это делалось для того, чтобы окончательно сломить поляков. Показать: какая мощь у третьего рейха, выбить из голов варшавян даже мысль о сопротивлении оккупантам. Богатые штатские немцы, как и колькин хозяин Август Коменский, род коего уже пару столетий проживал в Варшаве, подсчитывали барыши от поставок для немецкой армии. Казаков спросил старика, воспользовавшись его хорошим настроением, как тому удалось отсидеться в тридцать девятом году, во время войны?

– Мы знали, что война скоро начнется. Обменяли злотые на рейхсмарки. Разъехались: кто в Великую Германию, кто в Восточную Пруссию, кто в Данциг (ныне Гданьск, Польша – авт.). Через три недели вернулись. Правда, чернь растащила наше имущество. Ничего! Мы с сыном в сопровождении немецких солдат обошли окрестные дома. Все вернули. Однако пару стульев красного дерева, изготовленных в семнадцатом веке, быдло сожгло в печке. Холодно, видите ли, было! Получили еще лучше – из имения какого-то польского графа.

Пошло зерно из России и с Украины. Вновь по варшавским улицам гнали красноармейцев, плененных под Киевом, Смоленском, Ленинградом. Гремели истерично-бравурные марши. Все мрачнее становились лица поляков и все радостнее немцев.