– А что такого произошло? – ничуть не смутился организатор. – Утром дойдем до администратора гостиницы, который нас оформлял, и скажем, что нас обокрали. Или сразу пойдем в полицию, дадут справку. По ней можно в отделение банка обратиться и снять наличные со счета. Или позвоним домой, пусть перечислят в гостиницу деньги, и мы выкупим документы. Или дойдем до офиса, куда вы приехали в командировку, и пусть они твоим на фирму позвонят. Или…

– Безвыходных ситуаций у тебя не бывает? – со смехом остановил ее Семеныч.

– Пока еще не было, раз я тут, – сделала вывод Катя.

– Как у тебя все просто! – ответил он.

– Хватит! Я не специально оставила там деньги. Говорю тебе, выпила пару чашек кофе и все остальное, как в тумане.

– Кофе пьют в кафе, – заметил Семеныч. – А не в казино.

– Ну извини! – насупилась Катя, не любившая, когда ее долго стыдили в том, в чем она сама давно раскаялась, успев списать все на судьбу, безжалостно укорить себя и напрочь забыть. – Я из любопытства заглянула.

Семеныч промолчал. Его жизнь изначально никогда не предполагала сильных катаклизмов или крупных неприятностей. Вырос в приличной семье, получил образование, женился, добросовестно работал на хорошей должности, чувствуя себя обязанным быть именно таким, ради блага и спокойствия близких. Но бурлящая кровь, плотно закрытая в сосуде общественной морали, все равно иногда выкипала вспыльчивостью и раздражением. А нередко и чудовищной тоской, медленно выжигающей сердце, которое хотелось самому поджечь, чтобы оно сгорело уже быстрее. С годами чувства и эмоции, не имеющие возможности вылиться в благочестивом обществе, все глубже уходили внутрь и затихали. Живя нормальной человеческой жизнью, Семенычу порой казалось, что он существует на кладбище кукол, которыми кто-то поиграл и бросил, а потом достанет и будет опять дергать за ниточки совести, ответственности и навязанных стереотипов.

– Я больше не буду? – просительно протянула Катя, придвинувшись ближе.

– Спи, горе, – улыбнулся Семеныч. – Придет новый день, и придет новая жизнь.

Катя попыталась заснуть, но ее сон, как обычно, увидев подходящие для него условия, бесследно исчез. Она смотрела в темное пространство сарая и прислушивалась к ровному дыханию Семеныча, положив его голову к себе на плечо. Коснувшись губами его виска, Катя постаралась отогнать вечно снующие мысли подальше, чтобы освободить место для сна, который, по ее мнению, в своем поведении очень смахивал на вспыльчивого и нетерпимого Семеныча.

Вдруг Семеныч приподнялся на локте и склонился над ней:

– Помнишь, ты как-то спрашивала про то, чего бы я хотел? – он задумался. – Вот представь: большое отдельное здание из темного стекла, не примыкающее ни к каким другим строениям с огромным пространством внутреннего двора, с парковкой и другими вспомогательными прибамбасами. А на здании вывеска. Что-то наподобие… Вывеска «Арт-Студия: «Симбиоз». Название условное, конечно…

Семеныч говорил почти шепотом. Катя, касаясь губами его подбородка, время от времени прижималась ухом к его груди, прислушиваясь к звуку любимого голоса. Его слова, нетерпеливо захлебываясь, выскакивали, путаясь друг с другом.

– Я помню. Я спрашивала, чем бы ты хотел заниматься, а не – «где». Повесь на двери своего кабинета вывеску и окна расширь. Продолжай, или это все?

– Да нет. Подожди, – Семеныч не обратил внимания на ее иронию в голосе. – Ты же сама спрашивала! Так вот. В здании находятся помещения.

– Неожиданно, – снова не удержалась от колкости Катя.

– Да ты дашь сказать?

– Даю.

– Там будут участки, распределенные по направлениям: литература, компьютерный дизайн, фото, музыка, туризм, живопись и так далее. Компьютерные игры, например. В арт-студии формируются кружки, в которых могут встречаться люди по интересам и что-то делать, делиться навыками писательства, записывать музыку. Туризм нужен не для этого. Нельзя зацикливаться на одном и том же. Если это станет работой, то тоже может надоесть, поэтому нужно будет периодически «развеиваться» и иметь возможность получения новых впечатлений, иначе можно выдохнуться, и новые идеи будут рождаться с трудом.