— Я хотела чего-то большего, чем стать женой кузнеца, — призналась, это было наполовину правдой, ведь именно так я и поступила на писаря. — Я хотела стать кем-то, хотела сама распоряжаться своей жизнью.
— Женой кузнеца? — удивился мужчина.
— Да, в деревне, откуда я родом, мой почтенный возраст не позволяет выбирать, по всем законам деревенского сообщества я должна быть благодарна уже за то, что меня хоть кто-то позвал замуж, — объяснила более подробно.
Эти воспоминания сразу вернули на много лет назад, когда мать уговаривала выйти в подвенечном платье к жениху. А я сопротивлялась изо всех сил, не хотела быть вещью, которая станет принадлежать другой семье. С содроганием думаю о том, что произошло бы, останься я.
А может, все не так, как я думаю? Может, сейчас была бы матерью троих ребятишек и день и ночь трудилась бы на благо семьи. Копалась бы в огороде, занималась домашним хозяйством, обхаживала мужа. А если бы оставались силы, то украдкой по ночам читала бы книги и мечтала увидеть Ахтунг.
Сейчас я была в раздрае, разрывалась между двух крайностей в ловушку которых попала. С одной стороны, радовалась, что у меня есть любимое дело и я могу распоряжаться своей жизнью, а с другой стороны, понимала, что надежды на создание полноценной семьи практически нет. А в свете последних событий она вообще стремится к нулю. Мне и тут понравился человек, который вот-вот женится.
— Неужели ты не хочешь иметь семью? — сдавленно спросил мужчина, он был серьезен и сосредоточен как никогда.
Я смотрела в его глаза и понимала, что где-то внутри него сидит тоска и внутренняя трагедия. Он вглядывался в мои глаза, ища там ответ.
— Семью? Я уже не надеюсь на это, — печально произнесла. — С некоторых пор перестала об этом думать.
— Ты выбрала свободу и независимость возможности стать матерью и женой? — уточнил мужчина.
— Я предпочла свободу выбора. Хотела бы сама строить жизнь. Хотела бы выйти замуж за того, кого сама выберу и иметь детей осознанно, а не раз в два года, — попыталась объяснить.
Но мне казалось, что я говорю не столько ему, сколько себе. Пытаюсь доказать, что была права, сбежав много лет назад. Просто раньше меня никто об этом не спрашивал, поэтому и не приходилось вслух говорить об этом. А вот сейчас все потаенные мысли вылезали наружу.
Мужчина одобрительно кивнул, наверное, ему этих аргументов хватило, чтобы понять мою позицию, а вот я была не совсем уверена, что и сейчас полностью приняла свой выбор.
Мы долго стояли и смотрели друг на друга, каждый думал о своем. Внутри обоих чувствовались личные трагедии и переживания, о которых не хотелось говорить, а только молчать.
А на следующий день пришли результаты курсовой работы, которую, действительно проверял ректор. Результаты светились на стене, где обычно находился рейтинг. Теперь там были баллы за работу, а рядом — общий рейтинг.
Моя курсовая получила вполне приличную оценку, и я довольно высоко поднялась.
Но самым невероятным было то, что Дэбс, работу которого раскритиковал профессор, сейчас красовался на третьем месте с наибольшим баллом. Зато Мерс, который чуть ли не круглосуточно сидел в библиотеке, даже когда сам библиотекарь отказывался там находиться, получил самую низкую оценку и упал куда-то во вторую половину рейтинга.
— Как же так? — вопрошал он, и я понимала его негодование.
Невозможно представить, что педантичный трудяга завалил работу, с которой смогла справиться даже я, человек, не смыслящий в магии. Человек, чья учеба насчитывала не более трех недель.
— Мерс, — подошла к нему. — Может, это какая-то ошибка?