Если теперь в левой части уравнения под знаком интеграла поставить сковородку, картошку, сало и мой исключительный поварской талант, то с правой стороны уравнения будет много жареной картошки, о которой уже было упомянуто и не один раз. Запах этой жареной картошки по воскресеньям быстро заполнял коридоры нашего общежития и зазывал голодных студентов на кухню третьего этажа.

У Вити Кружкова было много проблем. Он случайно проспал первый экзамен по матанализу и затем долго объяснялся в деканате. Ходили слухи, что Витя из семьи староверов, посещает баптистскую секту и разделяет их религиозные идеи, наплевав на Ленинский комсомол. Его прорабатывали на комсомольских собраниях, а он не признавался. Это был единственный во всем Советском Союзе случай, известный мне, когда от подозреваемого отстали за отсутствием объективных фактов его вины.

Отдельно о девушках на нашем курсе. Их было немного. Светлана Монастыренко, Татьяна Малова, Ксения Дурова и девушка Надежда с подозрительной фамилией Шлайфер. Из-за отсутствия достаточного представительного множества девушек никакого статистического анализа сделать не смогу, а жаль. Вот в пединституте смог бы. Там всё наоборот. Там хорошо, душевно и уютно – в среднем, с небольшим симметричным разбросом.

Почему девушки идут учиться на физиков? Это загадка – как и многое другое, что их касается. Я был всегда очень любознательным, как и все черновицкие, а в женском вопросе – особенно. Я хотел знать о них всё. Только с годами и после огромного опыта я понял, что эта задача была поставлена мною некорректно и в результате решения для неё не существует.

Я убежден, что ум, конечно, полезное и важное качество, но в первую очередь нормальная женщина привлекает меня как мужчину совсем не этим. По всей вероятности, на физфак девушки идут от безысходной заумности. Нельзя сказать, что они были некрасивыми или увечными. Вовсе нет. Просто однажды в каком-то там классе девушка увлекается точными науками и потом уже не может остановиться. Ей мерещится слава Склодовской-Кюри, о существовании которой она до этого и не знала. Делая все свои инвестиции только в физику, она мысленно уже прикидывает, на что потратит Нобелевскую премию, что купит на неё. Так проходят годы, а премии всё нет. Женская сущность высыхает, наука высушивает её, а дарованные природой инстинкты постепенно трансформируются во что-то другое или вообще стихают и отмирают.

Надо сказать честно, что на протяжении первого года в университете я пытался спасти, по очереди, двух девушек нашего курса от губительности точных наук. Хотя, может, всё-таки это была одна и та же девушка, а спасал я её дважды? Этого мне уже не вспомнить, так как инстинкт забывать такие детали сильнее желания вспомнить.

Вскоре девушки нашего курса обезличились и стали просто товарищами по учебе. А жаль.

Забегая вперед, нужно сказать, что недостаток женской ласки компенсировался скрытой сексуальностью некоторых преподавателей женского пола и игривостью лаборанток, работниц столовых, библиотеки и гардероба. Но об этом будет написано, в допустимых пределах, ниже.

Из 30 наших пролетариев 17 не попали на второй семестр. К ним скорбно присоединились ещё 27 единиц из интеллигенции.

Я получил «отлично» по всем зачётам и экзаменам и со второго семестра стал заслуженно получать необычайно щедрую повышенную стипендию. Жизнь всё больше удавалась. Надолго ли?

Внутренним содержанием любого университета, его субстанцией и ядром являются преподаватели – профессора, доценты, ассистенты и так далее. Не запоминаются здания, имена и отчества парторгов, цвет крашеных полов, способ облицовки стен. Запоминаются лица и речи людей, которые ежедневно учили нас наукам. Многих из них мы потом всю жизнь вспоминаем, пытаемся следовать им, стараемся быть похожими. Некоторых напрочь забываем на следующий день после сданного экзамена или зачёта. Других же хотели бы забыть, да не можем. Но все они оставляют след в каждом из нас. Яркий или не очень – это другое дело. След, может, и совсем невидимый, но уверяю: преподаватели изменили каждого из нас не всегда познаваемым образом.