– У меня-то? Ну… Поменьше, конечно…

– Покажи, – потребовал я.

В экзаменационном листе значилось: Ушаков Виктор Дмитриевич. Ага! По крайней мере, теперь знаю, как обращаться… Достижения же были следующие: математика устно – три, математика письменно – четыре, сочинение – пять, химия – четыре. Шестнадцать баллов.

– Так что теперь? – спросил я осторожно, стараясь не задеть каких-нибудь болезненных струн. Но таковых пока что не наблюдалось:

– Да фигня! Зачислят, если недобор будет!..

– А если не будет?

– Тогда на машфак подам! Литейка или сварка – туда с руками оторвут. Знаю, уже разведку проводил. Прорвемся!..

Слова оптимиста следовало расшифровать так: на машиностроительном факультете, на специальностях «литейное производство» и «сварочное производство» существует хронический недобор. Оно и понятно: производство тяжелое, зарплата, во всяком случае, у начинающих ИТР – так себе, соответственно, желающих немного, и деканат подгребает тех, кто не прошел конкурс на более престижные места.

Витька балаболил, я кивал, поддакивал, а между тем мы шли куда-то между вузовских корпусов, и очевидно, что это «куда-то» – общага, и я старался поддерживать спутника в беззаботно-болтливом состоянии, дабы он вывел меня на цель.

– А, ну вот и пришли! – радостно вскричал он, поворачивая через проезжую часть к пятиэтажному зданию переходного типа, от «сталинки» к «хрущевке», еще сохранившему элементы алебастровой лепнины на окнах первых этажей и над входной дверью, но в остальном максимально упрощенному; правда, все здание было добротно оштукатурено в светло-оранжевый цвет. Высокие потолки и пирамидальная крыша делали его размером примерно с современную семиэтажку.

Мы нацелились к двери, уже подошли, как оттуда с хохотом вывалилась группа разудалых парней, разодетых с самым писком тогдашней моды в стиле «диско»: длиннющие воротники цветастых рубашек выпущены поверх пиджаков, сами рубахи до пупа расстегнуты, штаны клеш, пыльные тупоносые ботинки… Ну и волосы до плеч, конечно.

– О! – восторженно возопил один из ребят, обдав нас резким одеколонным амбре. – На ловца и зверь бежит! Молодняк, стоять!

– Да мы и не падаем, – отпарировал я.

Кто-то хохотнул:

– Шутник!

– Юмор – это хорошо, – сказал самый рослый из парней, симпатичный широкоплечий шатен спортивного вида. Кстати, он отличался от прочих чистотой волос и несомненным вкусом в одежде: рубаха, пиджак, клеши – все столь же залихватское, что и у всех, но в четкой цветовой гамме, аккуратное и ухоженное. – Помогает жить, верно?

– Точно, – поддакнул Витька.

Парень приятельски приобнял нас за плечи:

– Ну что, сдали?

Я вкратце описал ситуацию свою и Виктора.

– Значит, будем считать, зачислены, – он слегка похлопал нас по загривкам. – Теперь слушай мою команду…

И разъяснил, что поступление необходимо отметить. То бишь обмыть. Нам боевое задание: лететь пулей в ближайший гастроном, приобрести спиртное и закуску.

– Ты, Васек, за казначея, – сказал парень. – Держи!

И вручил мне деньги: две синеньких пятирублевки, две зеленых трешки и несколько желтых целковых, все это разной степени помятости и засаленности.

– От себя тоже вложитесь, понятное дело, – добавил он.

– Ага, – торопливо сказал Виктор. – Слышь, Сань, а сколько всего народу будет?

– Сколько?.. Ну, нас четверо, вас двое… Леха, кто там еще?

– Толян!

– Да, точно. Толик Бочкин. Итого семь. Чего и сколько, сориентируетесь на месте. Ну, Матвеевне полтинник, само собой, – Саша кивнул на дверь.

– Да двадцати копеек с нее хватит! – возмутился мой приятель.

– Эх, Витек, – умудренно усмехнулся Саша. – Смотри вдаль! Тебе ж теперь здесь жить, так?