Я потянула носом, получилось даже вдохнуть. Запах все тот же: пыльный, с нотой жженого дерева и каплей янтарной смолы. Только сейчас к нему примешивался резкий аромат тертого железа и горячей соли.

Любава

Повернувшись вполоборота, заметила изменения: не хватало двери. Около стены, у окна, всегда прятался ход через внутреннюю систему дворца, что выходил в южное крыло. Именно там работал Синарьен, именно принц открыл его, чтобы быстрее добираться в библиотеку, где я часто задерживалась.

– Что читаешь? – ласковый голос лег на плечи, горячие ладони обняли со спины и плавно опустились на живот. Пальцы ловко заползли под завязки платья и огладили обнаженную кожу груди, заставляя дрожать от прикосновений.

Я прикрыла листы бумаги ладонями, пряча записи.

– О, ты пишешь? – принц склонил голову и, ведя носом вдоль моей шеи, со стоном зарылся в моих волосах.

– Нет, – я дрогнула от нежности, отчего тушь с острого пера растеклась кляксой по белой поверхности и измазала мне ладони. – Учу.

– Не ври, Любава, – шепнул Син на ухо, прикусив слегка мочку, – я ведь архимаг и чувствую, когда ты пытаешься скрыть от меня правду…

– Любава, очнись, – меня дернули вверх, заставили сесть. – За тобой каждую минуту нужно приглядывать, – страж что-то еще бормотал, но я слабо покачнулась, хотела лечь, не дали – сильные руки потянули за плечи и придержали спину и шею. – Нельзя ложиться. Кровь идет. Вот, возьми, – Киран протянул маленький камень, напоминающий слюду, только голубого цвета. – Это поможет охладить сосуды, замедлит кровотечение. И еще совет, не вспоминай принца сегодня больше. Оставь немного на завтра.

Слабо кивнув, я приложила к переносице ледышку, и действительно стало легче. Хотя воздуха все равно не хватало, губы обжигало горячими потоками, а кусочек памяти, что внезапно всплыл, прокручивался и прокручивался перед глазами, заставляя дрожать не то от лютого холода, что теперь поселился между нами, не то от жара, что вернулся, стоило вспомнить прикосновения горячих рук принца. Это невыносимо: быть рядом с Синарьеном, любить и не иметь возможности признаться или проявить чувства.

– Слушай, Безродная. Я, конечно, не имею права такое говорить, голову потерять могу за непослушание, но… – страж чуть склонился ко мне и слабым шепотом произнес: – Не пытайся вспомнить все разом – это большая нагрузка на уставший мозг и давление на запертую эссаху, пусть и говорят, что память никак с магией не связана. Глупости. Все, что в нас есть – все и есть мы сами, нельзя что-то отделить и сказать, что его нет. Осознай, что память и стертые чувства – часть тебя. Это было, есть и будет. Как единство. Понимаешь? Она ведь в тебя не проникает заново, а лишь раскрывается. Если поймешь это, переход пройдет легче.

Я прикрыла ладонью нос, чтобы юшка прекратила пачкать свежую одежду, и слабо качнула головой, не то да, не то нет. Он говорит очень странно, путанно, не понимаю к чему клонит.

Оглянувшись, воин еще подсел, будто боялся, что нас подслушают. Так близко оказался, что я услышала мускусный запах его кожи. Приятный, но не настолько, чтобы кружилась голова и все тело воспламенялось, как происходит, если рядом оказывается Синар.

– Обет, который разрывает обручение, – очень сложный. В нем заложена чистая и очень мощная энергия, потому что обручение невозможно без настоящих чувств, пусть его и используют в основном политики для усиления власти. Ты же сама знаешь, что привязать одного человека к другому без его согласия не может никто.

Я приподняла бровь. Он решил мне лекцию прочитать?

– Ну вдруг не знаешь, – страж развел большими руками и почесал глаз, прикрытый повязкой. – Мне напомнить не сложно.