– Ну вот, вроде бы всё, – закусив губу, Игорь придирчиво оглядел интерьер и улыбнулся. То и дело переводя затвор новенькой «Смены», улыбался Коленька. В дверях, чуть поодаль от всех, растроганно улыбался бригадир…

4

Обед привозили прямо сюда, в «Кафе-шантан», в больших, литров на пятьдесят, термосах.

– Меню, как в анекдоте, – заметил Игорек, – на первое вода с капустой, на второе капуста без воды…

– На третье вода без капусты, – подхватил Костя Таллер, белобрысый, с тонкими длинными руками и вытянутым лицом. – Хорошо хоть чеснок дают!

– Че ж вы хоти-ите? на семьдесят копеек в день! – протянул в светлые усы Мишка. – Так, бригадир? – Тот только кивнул, не поднимая головы от миски.

Рубали щи, хрустели чесноком, наворачивали кашу, вилкой добирали разваренные сухофрукты из компота – наедались до отвала. Потом сидели на штабелях досок, привалившись спиной друг к другу, курили (между калорифером и ящиком с плотницким инструментом стояли две коробки с длинными неразрезанными «макаронами» – плата за воскресники на фабрике «Ява», среди них попадались и настоящие сигареты). В инструментах Павел нашел банку с масляной краской, гвоздем нацарапал на каске кокарду.

– Что за эмблема? восьмиконечная звезда? – застал его за этим «поп-расстрига».

– Роза ветров.

– А-а… Ну, будем знакомы: Евгений Кириллыч.

– Евгений Крокодилыч! – поправил невысокий парень с седоватыми висками.

– А это мой друг, Старина Хэнк…

– Витя.

– Павел…

– Павел? Стало быть, Павлик? – Евгений Крокодилыч строго посмотрел из-под козырька каски. На вид ему можно было дать лет двадцать пять, а можно и все сорок. – Хорошо… Проходили мимо, видели, как ты работаешь. Хорошо, да-с.

– А он и рисует неплохо, – вставил Игорек, – вон какой костер нарисовал!

– Да вот земля какая-то странная, – смутился Павел, – глина да камни…

– Не «земля», а скальный грунт, – поправил бригадир.

– Пятой категории, – подхватил Костя.

«Скальный грунт»…

– Наша задача – фундамент под оборудование и укладка полов, – сообщил бригадир, построив их возле каптерки. – Рабочий день – десять часов, плюс час на обед. Работать будем в две смены, через неделю: с восьми до девятнадцати и с пятнадцати до двух. Пятьдесят минут работаем, десять – перекур. Вперед, орлы! Берите рукавицы и лопаты.

В цеху было сумрачно и сыро. Свет проникал только через редкие оконные проемы. Глина разворочена колесами самосвалов, в колеях вода. По глине – сеть полуторадюймовых труб, недавняя работа сварщиков. Бригадир указал ему на колышки, вбитые в глину: прямоугольник, метр на полтора, пересекали под разными углами три трубы. Неподалеку журчал компрессор.

– Глубина полтора метра, – сказал бригадир. – Задание ясно? Вперед!

Павел поднял отбойный молоток, большой и тяжелый, с широким долотом на конце, взялся за двойную отполированную ручку, нажал. Отбойник фыркнул, сплюнул через сопло отстоявшуюся в шланге воду, затарахтел – долото ушло в глину. За полчаса он прошел контур и углубился на штык. В глине – как изюм в тесте – увесистые обкатанные булыжники. Отбойник, пыхтя и содрогаясь, дробил их, соскальзывал и вяз в глине. Штык лопаты натыкался на обломки камня. Ноги утрамбовывали все это… Потом на дне показалась вода, глина вязла на сапогах. Когда он перешагивал через трубы, куски глины цеплялись за них, обваливались и шлепались в мутную жижу…

Он давно уже ничего не видел вокруг – только край ямы, трубы, вязкую грязь, в которую засасывало сапоги, почти бесполезный теперь отбойник и лопату, скользкую от глины. Вслепую, на ощупь шарил он, перегибаясь через трубу, и (если повезет!) вытаскивал булыжник у себя из-под ног. Но рукавицы скоро намокли. Несколько секунд (минут?) стоял он, как бы что-то соображая… Потом растерянность и досаду сменила бездумная злость: лопата беспорядочно тыкалась вниз и вылетала за край… Сопел, прыгал в руках отбойник…