Что интересного может найти она у молодых авторов, которые выросли в стерильной атмосфере нулевых? Жизненные отсечки большинства из них – выход нового поколения Sony PlayStation, эпическая борьба между вселенными Marvel с DC, Android против Apple. Попытки найти общий язык приводят, например, к появлению «поколенческих» текстов, связанных с темой школьного буллинга. Их популярность объясняется возможностью хоть какой-то межвозрастной коммуникации. Старшее поколение с любовью и благодарностью вспоминает тоталитарное пионерское детство, среднее – непростое взросление на фоне тяжелых девяностых, младшие тоже пытаются на что-то пожаловаться. Их готовы слушать: с нежностью и максимальным сочувствием. Для стимуляции молодых талантов их книги издают, им дают премии, бережно перевозят с одного форума на другой. Некоторые из них выпускают даже программные документы. Например, Артемий Леонтьев не так давно порадовал публику «Манифестом новой российской литературы». В нем он выразил сомнение в необходимости сюжета в литературе: «Серьезная проблема современной отечественной литературы в том, что большинство авторов считает, что проза может писаться только в сфере историй, то есть сюжетов».

Объявленная борьба за язык означает несколько иную проблему. Несмотря на искусственную подпитку, творческий порыв молодого поколения быстро иссякает. Выясняется банальная вещь – им просто не о чем писать. Конечно, можно для второй книги, «отточив языковое мастерство», закрутить текст и описать один день из суровой жизни офисного труженика. Но зачем и для кого? Уже написан «Улисс», повторить такой фокус с хотя бы наполовину сопоставимым эффектом невозможно. Лепить никому не нужный кирпич «на волевых» трудно и скучно. Знакомый нам автор манифеста написал книгу, в которой «обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви». Хорошая аннотация для курсовой работы по культурологии, которая почему-то именуется романом.

К чему это ведет? Отсутствие быстрого успеха, денег и продажи прав на экранизацию заставляет молодых авторов замолкнуть и продолжить полевые исследования офисного мира. Означает ли это оскудение пишущего мира? Нет. Приходят те, кто ценил литературу, но не мог раньше профессионально ею заниматься. Это люди, которые состоялись в нелитературной или окололитературной профессии, решили бытовые вопросы. Для них литература – не путь к славе, а внутренняя потребность, которая всегда жила в молчащем авторе. Прошедшие годы сложились в то, что мы условно называем «жизненный опыт». Параллельно накапливались характеры, ситуации, повороты, которые спрессовались в сюжеты. Длинный разбег дает возможность писать то, что знаешь, и то, что тебе интересно. Нет времени на ощущение себя писателем, нужно просто писать. Ограниченность времени, как бы цинично это ни звучало, также работает на возрастного автора. Опасность исписаться можно считать условной.

Есть в этой ситуации отрицательные стороны? Да, есть, глупо считать создавшееся положение идеальным. Но что-то такое, о чем я говорю, понимали уже давно:

«Летом неохотно работается. Нет ощущения приближающейся смерти, как это бывает осенью – вот когда мы беремся за перо. Пора расцвета проходит у всех – но мы же не персики, и это не значит, что мы гнием. Обстрелянное ружье делается только лучше, равно как и потертое седло, а уж люди тем более. Утрачивается свежесть и легкость, и кажется, что ты никогда не мог писать. Зато становишься профессионалом и знаешь больше, и когда начинают бродить прежние соки, то в результате пишется еще лучше.