– Мне кажется, у меня были галлюцинации.

– Погоди. Ты серьёзно? – Бенни собирался затянуться, но его рука с сигаретой застыла на полпути ко рту и так там и осталась.

– По всей вероятности, да. Потому что та девочка была очень похожа на J.

– На ту самую J?

– Единственную и неповторимую.

Оранжевая точка медленно погасла в темноте.

– Я не знаю, почему ты скрываешь от меня её имя, но это ничего. Джей – годное кодовое обозначение. Я уже привык, – сказал Бенни, бросая окурок в урну.

– Его трудно произносить.

– Там что, пятьдесят букв?

– Чуть меньше. Но всё равно больно говорить это вслух.

– И что? Это могла быть она?

Вот поэтому мне так нравился Бенни. Он был готов отправиться со мной в любое мысленное путешествие без капли осуждения.

– Исключено. Она в другой стране. Да и потом, та девочка была совсем подросток.

Бенни сочувственно взглянул в мою сторону.

– Просто мои «драгоценные мозги» совсем никуда не годятся, – пояснил я.

– Да ладно тебе! Сам знаешь, всё с ними в порядке. – Он собирался вытащить ещё одну сигарету из пачки, но быстрым щелчком пальца отправил её обратно.

– Спасибо, Бенни. Ты единственный, кто не достаёт меня умными разговорами, что надо «жить дальше» и вот это всё.

– Ну я же не идиот, – засмеялся Бенни. – Я ж понимаю, что это бесполезно.

Я был благодарен миру, что в нём есть Бенни.

– Пойду-ка я поработаю, – сказал он. – Увидимся.

– Конечно, увидимся.

Я постоял ещё несколько минут под неоновой вывеской траттории. Для меня это был ещё один спокойный вечер. Многие люди наверняка обозвали бы его скучным. Но им просто не понять, как сильно я люблю такие спокойные и скучные вечера.

На следующий день, ровно в 11 утра, я стоял в кабинете завуча Мёрфи. В прошлый приход я слишком сильно волновался, чтобы рассмотреть все рамки с картинками на стене над её столом. Подборка была достаточно случайная: я увидел фотографию школы Ленсон в солнечный день, карту штата Нью-Джерси, репродукцию портрета Ван Гога. Рядом висел плакат с надписью «Закон Мёрфи»: видать, у этой дамы всё же было чувство юмора, или ей подарил этот постер какой-нибудь любитель изысканных шуток? Ещё в одной рамке было фото Эйфелевой башни. Чёртова Франция оказалась и здесь!

– Не поздновато ли вы, мистер Миллман? – спросила она вместо приветствия.

Я ответил, что на часах 11:01. Мёрфи не удостоила это заявление комментарием.

– Что ж, не будем терять время. Как прошёл урок в понедельник?

– Полагаю, неплохо прошёл.

– Есть ли какие-то особые наблюдения?

– Ну, – задумался я. – Не могу сказать, что все ученики хотели сотрудничать…

– Что значит не хотели сотрудничать? – Завуч Мёрфи сложила руки на груди, словно решила активировать щит, аннигилирующий всё вокруг.

– Я просто хотел сказать, что ученики порой отвлекались. И всё.

– Так это вам стоит подумать, как заинтересовать их, – сказала она тоном, который не оставлял места ни для каких возражений. Я подумывал сказать, что лишь нескольким ребятам вообще был интересен урок, а остальные – избалованные скучающие подростки и пошли на занятие только потому, что им велят. Но тут же мне стало ясно, что если я поделюсь этой мыслью, это не принесёт мне дополнительных очков в общении с начальством.

– Я подумаю, как это сделать.

– Вовлекайте их в различные виды активности. Пусть работают в группах, или в парах.

Я согласно моргнул.

– Про ваши планы уроков. Есть один большой вопрос: как вы собираетесь контролировать усвоенные языковые навыки?

– Так пока нечего контролировать, – пожал я плечами. – У нас только один урок был. Пока что они ничего не знают.

– Если ученики ничего не знают, в этом виноват преподаватель!