Я проскользнул за стойку, надеясь поговорить с ним без посторонних глаз.

– Бенни?

– О, Бэз, привет. Я беспокоился. – Он наконец обернулся и посмотрел на меня. – Как всё прошло?

– Извини, я вымотался. Потом проспал часов двадцать. Ну а потом… были всякие, короче, трудности перевода.

Бенни сочувственно кивнул.

– У тебя-то как дела?

– Да у меня как всегда, – пожал он плечами. – Ты, наверно, помираешь с голоду! Тебе что-то сделать?

– Ты шутишь? Конечно, а то я скоро загнусь. Даже не завтракал.

– Ну ты и трудоголик.

– Спорим, ты не знаешь, как выглядит пустой холодильник. Хорошо так жить, когда вокруг всё время еда.

– В отличие от некоторых, у меня бывают выходные, – улыбнулся Бенни. – Давай я принесу тебе… феттуччине6 с лососем? Или спагетти аль помодоро?

Всё это звучало восхитительно. Я рассудил, что вариант с лососем будет более сытным – и это был разумный выбор, учитывая, что ужин стал единственным моим приёмом пищи в этот день.

– Давай феттуччине.

– Хорошо, пусть будут феттуччине. И ещё лепёшку, пока готовится.

Я согласился.

– Ты бы сел за стол. Сейчас ты в моей рабочей зоне.

– Прошу прощения. – Я поспешил к своему любимому столику, а Бенни исчез на кухне, чтобы передать мой заказ.


Я сидел и считал квадраты на клетчатой скатерти. Половина столиков была свободна; траттория не являла собой самое романтическое место в городе, так что разумные граждане ходили на свидания куда-то в другие рестораны, а те, кто не был, в отличие от меня, бездарным кулинаром или просто лентяем, наверняка по будням готовили ужин дома.

– Вижу, с фокаччей ты уже расправился, – сказал Бенни, ставя передо мной большую тарелку пасты.

Я кивнул, дожёвывая последний ломтик.

– Дана про тебя спрашивала. Сказала, что если ты в течение дня не подашь признаков жизни, то она возьмёт запасной ключ и пойдёт проверять, жив ты или нет.

– Ох уж эта Дана! Что со мной может случиться?

– А ещё она оставила тебе записку. Там рецепт какой-то…

Бенни протянул мне листок и пошёл обслуживать другого посетителя. Я развернул бумагу: это была страница с рецептом истинной, аутентичной пасты карбонара. Я вытащил ручку и начал писать перевод на той же бумажке, между предложениями отправляя в рот очередную порцию феттуччине, закрученных на вилке.


– Спасибо, Бенни, всё было очень вкусно, – сказал я, уже почти подойдя к выходу.

– Я рад. – Он подошёл ко мне. – Как насчёт пассивно покурить?

– Не вопрос.

Мы вышли на ночной воздух. Город напомнил о своём умиротворяющем присутствии: по соседней улице проезжали машины, в окне над нами кто-то смеялся, чуть шелестели редкие листья на деревьях напротив. Я вспомнил, что у звука ветра в листве есть научное название – psithurism – и улыбнулся асимметрии между тем, как нежен звук листьев и как нелепо выглядит слово, которое назначили этому явлению древние греки. По-прежнему стоя у дверей, Бенни закурил сигарету. Её оранжевая точка выглядела совсем крошечной в ночи.

– Тут же нельзя курить.

– Я знаю, – улыбнулся Бенни.

Кто-то наверху закрыл окно, так что больше не было слышно ни разговоров, ни смеха.

– Всё становится очень странно.

– Странно в каком смысле? – выдохнул дым Бенни.

– Я видел в школе девочку. И она…

– Секси-шмекси?

– Ну блин! – Мне и так было сложно кому-то рассказывать про своё понедельничное замешательство, а Бенни сейчас сделал только хуже.

– Спокойно, я просто прикалываюсь. Потому что у тебя пугающий вид. Пугающий – то есть грустный и серьёзный. – Бенни, по ходу дела, действительно обеспокоился.

– А я такой сейчас и есть. Грустный и серьёзный.

Я секунду подождал, чтобы проверить, хочу ли вообще это всё обсуждать. Забрать свои слова обратно уже не выйдет.