Почти ощупью он вышел из арки; навстречу ему тут же радостно бросились друзья, но, увидев, что он возвращается один, несколько уменьшили восторг. Сюзанну в команде все очень любили, и пилотам было очень тяжело смириться с её потерей.

Несколько ошарашенный, Майкл стоял, чуть пошатываясь, бледный и угрюмый среди мира, залитого красным светом заходящего Зейта, жадно и часто дышал, большими глотками вбирая в лёгкие воздух и думал о том, как ослепительно ярко пламенеет в небе эта, казавшаяся ему раньше весьма тусклой, громадина. После сумеречной туманной галереи поверхность планеты представлялась весьма привлекательной. Он словно заглянул за завесу, отделяющую от человека какой-то другой мир, и тот мрачный, серый, зачарованный мир отнюдь не понравился ему. Старший помощник капитана ещё раз вздохнул полной грудью, будто наконец-то вынырнув из глубокого водоворота на поверхность.

– Всё равно я найду её! – упрямо мотнул головой Майкл, его подбородок был твёрдо выпячен вперёд, а мучнисто-бледное напряжённое усталое лицо полно решимости.

К нему уже подбежали и повели его, до крайности измученного, к шлюпкам.

– Ничего, мы её найдём! – Большие серые глаза Родиона сочувственно смотрели на Майкла.

Но Майклу было не до него. За время, проведённое внутри арки, он похудел и точно высох. Кожа на лице приняла жухлый серый оттенок, а на щеках она вовсе висела складками, под глазами залегли тёмные тени. Чувства его притупились, и он мог думать только об одном – о том, что Сюзанна пропала, и он не смог её найти.

На подгибающихся ногах Бёркли поплёлся к своей шлюпке докладывать обо всём произошедшем Зигмунду Бруму. По сумрачному непроницаемому виду капитана невозможно было понять, что он думает по этому поводу. Брум, не перебивая, выслушал подробный доклад своего помощника и какое-то время молчал, не проронив ни слова. Майкл вытянувшись стоял перед ним, ожидая решения. Пауза затягивалась.

– Завтра я снова пойду в арку! – в голосе Майкла была отчаянная решимость. Он из последних сил отгонял мертвящую тоску, охватившую его целиком.

– Нет, – наконец отозвался Брум, так и не глядя на Бёркли.

– Но почему? Я доброволец! Я пойду один, больше никто не пострадает, – вскинулся Бёркли.

– Я сказал нет! – сердито рявкнул капитан и вперился в него колючим взглядом.

Майкл тоже не отводил от капитана неистового бешеного взора. Тёмные от ярости глаза Майкла скрестились с ледяным серым взглядом капитана, и казалось, что искры с треском рассыпаются от напряжения, возникшего между ними, хотя их разделяло огромное расстояние.

– Ты не должен оставаться на каждом месте больше одного дня. Приказываю закончить обследование материка в установленные сроки, – сухо распорядился капитан.

– Я не могу бросить её на произвол судьбы, улететь отсюда, – окончательно рассвирепев, заорал Майкл; он был в бешенстве, кожа его побагровела, глаза метали молнии.

– Это приказ, Бёркли, – лаконично произнёс капитан и закончил сеанс связи.

Майкл в неистовстве заметался из угла в угол своей шлюпки, он дрожал от едва сдерживаемой ярости, ноздри у него раздувались, лицо исказила гримаса негодования. Он не знал, как ему быть и что делать.

С тяжёлым сердцем Бёркли покидал одинокую арку на берегу грохочущего океана, теперь уже снабжённую маячком. И снова потянулись монотонные километры обгрызенного ветрами и водой морского побережья. Мелкий моросящий дождь размывал горизонт. Майкл был мрачен и неразговорчив. Он осунулся и посерел, глаза его потухли, он вяло отдавал необходимые указания. Конечно, и другие пилоты переживали за Сюзанну Ким, даже всегда весёлый живчик Уилсон на время стал не таким суетливым и непоседливым.