"Прости, малыш," – сказал тогда Андрей, натягивая рубашку. "Так бывает. Чувства не контролируешь."

Чувства. Какое удобное оправдание для предательства.

Шекспир запрыгнул на колени, требовательно мурлыча. Его теплое присутствие немного успокоило бешеный стук сердца.

"Что скажешь, Шекс? Я совершаю ошибку?"

Кот лениво потянулся и посмотрел на неё своими умными желтыми глазами.

"Ты прав. Это просто кофе. Ничего больше."

Но внутренний голос шептал другое. В конце концов, Аполлон тоже начинал со стрельбы из лука, а закончил историями о любви, которые пережили тысячелетия.

Следующие дни тянулись мучительно медленно. Юлия ловила себя на том, что постоянно проверяет телефон, хотя они больше не переписывались. Несколько раз она порывалась отменить встречу, но что-то останавливало её. Может быть, тот взгляд грозовых глаз, может быть, легкая улыбка, или то, как точно он заметил одиночество в её фотографии.

В пятницу вечером она перемерила весь гардероб, злясь на себя за эту подростковую суету. В конце концов остановилась на простом синем платье – не слишком нарядном, но и не совсем повседневном. Такое подойдет для… чего? Свидания? Нет, просто встречи. Дружеской встречи с человеком, который заинтересовался её фотографией.

Суббота выдалась неожиданно теплой для осени. Солнце играло в кронах деревьев, превращая листья в золотые монеты. Юлия пришла к кафе на пятнадцать минут раньше назначенного времени и теперь нервно поглядывала на часы.

"Боитесь, что я промахнусь?" – голос за спиной заставил её вздрогнуть. Александр стоял, небрежно опершись о дверной косяк, в простых джинсах и белой рубашке. Без спортивной формы он выглядел совсем иначе – более доступным, более… реальным.

"Скорее, что попадете точно в цель," – ответила она прежде, чем успела подумать, и тут же прикусила язык. Что за глупости она говорит?

Но Александр только улыбнулся, и от этой улыбки что-то перевернулось у неё внутри.

"Знаете," – сказал он, открывая перед ней дверь кафе, – "я тоже этого боюсь."

В "Старом маяке" пахло свежемолотым кофе и корицей. Они выбрали столик у окна, откуда открывался вид на старую часть города. Солнечные лучи играли на столешнице, создавая причудливые узоры.

"Итак," – Александр откинулся на спинку стула, внимательно глядя на неё, – "расскажите, как учитель литературы становится фотографом?"

"Это долгая история," – Юлия обхватила ладонями горячую чашку, словно ища в ней защиты.

"У нас есть время."

Она подняла глаза и встретила его взгляд – внимательный, заинтересованный, без тени насмешки или снисходительности, к которой она привыкла в общении с мужчинами.

"Я начала фотографировать после… после одного события в моей жизни. Это помогало не думать. Знаете, когда смотришь на мир через объектив, он становится другим. Более… управляемым, что ли. Ты решаешь, что останется в кадре, а что нет. Какую историю расскажет этот момент."

"Как в литературе," – кивнул он. "Автор выбирает, какие детали показать читателю."

"Точно! – она оживилась. – Только в фотографии у тебя есть всего одно мгновение. Один кадр, чтобы рассказать всю историю."

"Как тот выстрел из лука," – задумчиво произнес Александр. "Одна секунда, которая определяет все. Либо попадаешь в цель, либо…"

"Либо начинаешь сначала?"

"Если бы," – он грустно усмехнулся. "В спорте высших достижений каждая ошибка может стоить всего, над чем ты работал годами. Один дрогнувший палец, один порыв ветра – и прощай, Олимпиада."

В его голосе прозвучала такая горечь, что Юлия невольно подалась вперед: "Вы… у вас был такой опыт?"

Александр помолчал, глядя в окно. Его пальцы машинально крутили чайную ложку, и в этом простом жесте чувствовалось напряжение.