– Вы остаётесь здесь на ночёвку. Если это нарушит ваши прежние планы, приношу соболезнования. Всякий, кому вздумается улизнуть, будет иметь дело с моими кожаными друзьями, – я протянул к их лицам свои кулаки, чтобы они получше их рассмотрели и запомнили. Хромид разведёт вас по вашим новым комнатам, и чтобы вы там и оставались!!!

Когда я замолк, черноглазая племянница Кафавра как бы невзначай оказалась рядом со мной и с улыбкой прошептала:

– Постарайтесь занять крайнюю спальню в южной части дома на втором этаже. Я займу соседнюю.

– Эш, – притворно удивился я, – близость к огню может опалить Ваши крылышки.

Она улыбнулась ещё шире.

– Ещё посмотрим, чей огонь горячее!

Та ещё шкура! Давненько меня так не совращали…

Сквозь строй озлобленных взглядов я прошёл в холл, по пути кивнув Рахотепу. Он понимающе кивнул в ответ. Его Горгона демонстративно смотрела в другую от меня сторону.

Не только жреческое пристрастие Кафавра к таинственности останавливала меня от официального обращения в Дом Маат. Кроме соблюдения объявленного владыкой режима секретности, беспокоило меня и то, что усадьба будет кишеть меджаями после объявления тревоги в Белой Стене. А это означало, что парнишку где-нибудь бросят, на том ему и конец. На его обглоданные шакалами останки набредут потом какие-нибудь караванщики. Поэтому требование Кафавра держать язык за зубами было вполне обосновано.

Способности Хорджедефа не стоило недооценивать. Пока перед ним маячит такой жирный куш, он будет рыть землю, как и положено свинье. Но оттеснить меня у него не получится. Нет, дружок, только не меня! Десять дебенов – уйма зерна, у меня тоже усадьба, и моим колхозникам этого хватит на долгое время сытого существования.

Я вышел на улицу. Во всех окнах дома Кафавра горел свет. Возвращаться в этот растревоженный улей желания никакого не было, и я решил порыскать вокруг. Пусть старикан почувствует себя спокойней, думая, что я работаю. Безмолвный слуга оседлал мне коня и вывел его из стойла. Взобравшись в жёсткое седло-анчак, я выехал за ворота и повернул в сторону города.

Скоро рядом с переметённой песком дорогой мы с конём обнаружили первые постройки вдоль берега Хапи. Притихший в ожидании утренних рабочих, бредущих на завтрак, на обочине стояла захудалая таверна. Похитители могли уйти в любом направлении. Этот путь казался наименее подходящим. За городом дорога переходила местами в пустыню и совершенно исчезала под песчаными заносами. Впрочем, попытаться разузнать что-то стоило, да и подкрепиться никогда не помешает. Я свернул к строению из сырцового кирпича. Заведение выглядело сильно запущенным и отчаянно нуждающимся в ремонте крыши. Однако, промокнуть под дождём в местном климате ей не грозило, а вот заняться стойким амбре, расползающимся по ветру на всю округу, не помешало бы. Не успел я ступить на порог, как ко мне бочком подкралась женщина в нечёсаном парике и окинула меня мутным взглядом.

– Вы озарили Чёрную Землю! Вы здесь новенький, владыка?

– Да, я проездом.

– Проездом куда? Эта дорога ведёт к Городу Мёртвых.

– Может, туда мне и надо.

– А, бросьте, господин, так не годится. Неприятности бывают у всех, но унывать – не дело. Давайте-ка угостимся кубком винца, и нам сразу станет веселей!

Она хлопнула в ладоши и крикнула трактирщику, который уныло подпирал деревянную колонну:

– Эй, Эмаф! Налей-ка нам винца!

Тот не пошевелился, но заинтересовано осмотрел меня.

– Что Вам подать, владыка?

– Вина и что-нибудь из дичи.

– И мне винца!

– Никакого тебе винца, Аргифия. Выметайся! Ты, Аргифия, и так уже пьянее Шезму.

– Послушай, добренький Эмаф, ведь мне нужно это!