Генрих медленно отступил назад, показательно наступив на кровавый сгусток, сплюнутый кузнецом, и втерев его в деревянную балку помоста. А затем насмешливо кивнул пленнику в сторону толпы, будто предлагая проверить его слова о сломленном духе.

– Этот человек считает, что ваш дух мёртв, что ваш страх сильнее вашего чувства свободы! – Возбуждённо, с вызовом начал кузнец, обращаясь к серому морю перед помостом. В его глазах всё ещё теплилась надежда. До последнего он не верил, что люди могут смириться со свое участью. – Сколько раз я видел в этом городе кровавые преступления и драки, смерть и боль… Но даже вопреки этому я верю, что вы ещё не до конца сломлены. Боритесь! Только борьба поможет обрести вам настоящую свободу. Свободу, которую мы утратили после Великой Войны. Да! Я боролся! И проиграл, потому что был один. Но ведь вас много. Намного больше демонов и прочей нечисти! Неужели вы хотите продолжать так жить? В страхе? В рабстве? Неужели вы хотите такого же будущего для своих детей? Или же вы поймёте, что, кроме вас самих, никто не принесёт такую желанную свободу? Так что вы можете мне ответить? Мне, которого все вы знаете как человека, который помогал многим из вас без денег, даже без слов благодарности. Мне, бросившему хоть и слабый, но всё же вызов захватчикам?

Человек перестал говорить. Возможно – у него больше не было слов, а возможно – сил. Сил терпеть боль от кровоточащих дёсен без доброй половины зубов, боль от кровавых ошмётков, бывших ранее губами. Но и от толпы он не услышал ни единого звука. Лишь его тяжёлое, хрипящее дыхание и можно было услышать в этой тишине. Лишь тяжёлое дыхание сквозь сломанные кости в груди последнего храбреца на этой площади прорывался сквозь серую мглу затуманенного разума жителей города.

– Как видишь, страх в них всё же сильнее! – Презрительно улыбаясь, бросил правитель.

Приговорённый же лишь обессиленно прикрыл глаза, и в последний раз блеснула искра надежды.

– Ну что ж, если у тебя всё, то начнём. – Продолжил палач, принимая из рук заискивающего демона свиток с приговором. Остальные стражники, заломив приговорённому руки, бросили его на плаху.

А тем временем, недалеко от помоста находился человек. Один из немногих, осмелившийся не прийти на казнь. Он сидел на крыше городского храма и внимательно смотрел на правителя, читающего приказ о казни. Лицо сидевшего прятал капюшон серого плаща со странным белым знаком на спине. Знак представлял собой схематические меч и посох, скрещенные под прямым углом, а из места их соприкосновения будто полыхало пламя в разные стороны. Знающие (а таких с каждым днём оставалось всё меньше и меньше) сказали бы, что это знак Стражей, истреблённых сразу после Великой Войны. На кожаном поясе у него висел короткий узкий стилет. Блокировать удары тяжёлого оружия демонов им невозможно, однако он с лёгкостью мог проникать меж сочленений брони патрульных. В руках у человека был длинный лук с одной – единственной стрелой. И лук, и стрела были сделаны из белого дерева. Кроме того, наконечник стрелы не подходил ни под какие стандарты, принятые в кузнечном деле – круглый, узкий и длинный, он больше походил на бутон цветка, чем на острие клинка. Любой более-менее образованный кузнец сказал бы, что такой наконечник сломается, едва коснётся какого-либо металлического препятствия. Вместо тяжёлых ботинок, которые должны были бы защитить ноги от удара, воин носил лёгкие высокие сапоги из мягкой кожи. По всему его внешнему виду было видно, что он не собирается ввязываться в открытый бой и основной его тактикой является скрытность. Даже, казалось бы, выделяющийся серый плащ, на фоне таких же серых стен становился по-настоящему маскировочным.