– Устала, любимая? – Одними губами шепчу ей я, кивая на прощальные возгласы тех, кто выходит из зала..
– Нет, просто горло. Как всегда – село.. Поедем кофе пить? Или к реке? вопросительно – нежно, ясными глазами смотрит она на меня. Потом – на Никушеньку.
– Ура, мамусенька, к реке поедем! – лепечет восторженно дочурка, прижимаясь к ее коленям. – Папочка, можно?
– Солнышки вы мои. Непоседы! – развожу руками я. – Ну, какая же река, девочки! Сыро, свежо. И мамочка устала… Тебе надо отдыхать, Ланочка….
– Грэг, немножко.. Подышать… Я укутаюсь… – журчит просительно фей.. – Не хочется домой сразу… И Никуше надо прогуляться.
– Любимая. – Я старательно держу осторожную паузу.– Ты посидишь в машине, хорошо?
– Ура, на речку едем… – торжествующе несется к дверям Никуша. – Папочка согласен. Ура!
– С чего ты взяла, что мы – едем? – Кашляю удивленно и смеюсь я. – Я же не сказал, да.
– Ты сказал маме: " любимая». Это же и значит – да! – упрямо твердит дочурка, усаживая фея на пуф в холле галереи, где Ланушка моя терпеливо продолжает пояснять что то окружившим нас студентам, писать на листках названия книг, номер сотового, строчки стихов, названия музыкальных дисков, бог ведает, что еще.. Она роняет манто, роняет платок.. Смеется, переспрашивает что то у гардероба, у провожающих ее Тани, Ильи, Антона…
И тут вдруг я отчетливо вижу на ее платке следы крови..
Желание схватить ее в охапку, прижать к себе, вдохнуть свое тепло, согреть… укрыть, невесть от чего моментально обрушивается на меня такой лавиной, что темнеет в глазах. Я прихожу в себя только в машине, когда мы уже подлетаем к набережной: серой, одинокой, гранитной.
На плитах ее распластался свежий мартовский ветер И вечер… Длинный.. в котором началось все, как блестящая импровизация – рассказ Ланочки, моего непостижимого фея… Но продолжится ли?… Продолжится? На лету мартовского вечера, в его свежем дыхании, в червленой, серебряной нити наступающих сумерек, упрямо – надеюсь…
Глава четвертая. «Блиц – портрет, или Девочка на шаре»
Ника
Мы с Лешиком играли в пожарных – спасателей и собирали пазл.. Дома было тихо – тихо. Мамочка дремала на диване, там, где большая комната… А потом вдруг быстро, очень быстро заиграла музыка, и какой то дяденька, красивым, широким голосом чуть хрипло запел песенку на ленивом языке, и мамочка, стала подпевать ему, громко, как будто она одна… По своему. По – русски.
– Мне все надоело. Пусть все идет к черту! Я не хочу лежать и спать. Я хочу – танцевать… Вот… Я буду танцевать… – пела ручейком моя мамочка – фей.
Мы прибежали в комнату с Лешиком…. Мамочка, она – кружилась на месте, босиком, потом раскинула ручки. И стала так быстро бить пяточкой об пол, под музыку, и хлопать в ладошки.
– Фей, класс! Я тоже хочу так! – закричал Лешка и, сбросив тапочки, закружился возле мамочки. Она протянула ему ручки, и они стали танцевать вдвоем. И я не стала уже бояться, что мамусенька упадет, и тоже побежала к ним… И стала танцевать с ними. Наверное, мы все были, как дикари, что ли, потому что прыгали и кричали, и не услышали, как пришел папочка..
…Он сбросил пальто на пол и тоже стал танцевать.. С нами вместе. С мамочкой. Так красиво.. И музыка разбегалась, как будто – горошины или -дождь.. Потом мне тетя Аня сказала, что это была какая то» Ро -Рита»… Старая музыка, еще бабушки Тани.. Папа подхватил мамочку, они закружились, так плавно, а потом стали делать что такое красивое ногами, оба… Но я совсем не боялась, что мамочка упадет. Папа крепко держал ее. И смеялся. И наклонял лицо к ее головке, волосам. Целовал в ушко. Мамочка хохотала, как умеет только она. Как будто включили серебряный звоночек – колокольчик. И говорила, что ей щекотно. Так нежно говорила. И называла папу: " мой мальчик». Совсем тихо. Как будто они были одни в комнате…