– А чего у города название такое? – спросил я воеводу, – Не могли назвать Славным? Или Гордым?

– Славный да Гордый есть уже, – Ястребов человеком был весёлым, и посмеивался постоянно: – А тут, когда народ заселился, мышей было – не счесть. Вот и назвали Мышинском.

– И что сейчас с мышами? – осторожно поинтересовался я.

– Сейчас повывели. Кошек навезли, и вообще, – Ястребов задвинул в стол документы, достал оттуда кошель, взвесил в руке и кинул мне, – Тут пятнадцать франков подъёмные. Надобно иметь красный кафтан, оружие и прочее. Про прочее у Болдыря узнаешь, он подробно расскажет. И будет помощником твоим на первое время. Я хотел его в десятники уже от безысходности. Да ни читать, ни писать Болдырь не умеет. Да и сам отказывается, хотя мужик смышлёный и авторитетный.

К здешнему градоначальнику мы шли ровно полминуты, потому как здание ратуши располагалось рядом с казармами. Впрочем, ратуша от казарм и не отличалась сильно. Тоже двухэтажная, бревенчатая. Только в ней не жили, потому всё внутреннее пространство разделено было на кабинеты. В одном из кабинетов на первом этаже располагался и градоначальник – Ростислав Окружный. Дядька высокий, нескладный, худощавый, с небольшими усиками и такой же небольшой бородкой. Встретил нас Окружный даже не в самом кабинете, а в коридоре, но сразу же завёл к себе, усадил и потребовал клерка принести три кружки кваса. А потом требовательно уставился на воеводу.

– Знакомлю тебя с новым десятником, – посмеиваясь в бороду, сказал Ястребов.

– Ростислав Игоревич, – градоначальник встал и коротко кивнул головой.

– Виктор Петрович…Омон, – я тоже встал, кивнул и даже каблуками щёлкнул. У градоначальника глаза расширились, и он к воеводе повернулся:

– Где нашёл?

– А он сам нашёлся, – захохотал воевода. – Шёл, говорит, по лесу, увидел четверых бандитов, которые пасечника с сестрой ограбили. Двоих голыми руками убил, третьего застрелил, а четвёртого полонил и в Мышинск привёз. Я уже всё проверил, бандит в остроге всё подтверждает.

– Голыми руками? – неверяще спросил градоначальник.

– Точно тебе говорю! – продолжал веселиться Ястребов, – Он при мне с Ярёмой боролся. Думал – насмерть зашибёт! И стреляет, как я не умею. Говорит, обучали его особо борьбе, да стрельбе.

Окружный повернулся ко мне и произнёс вежливо:

– Весьма рад знакомству Виктор… Петрович, – Ростислав откашлялся, – Нравы у нас тут простые. Стараемся друг к другу по имени-отчеству, когда наедине, то и по имени можешь называть, если ты не против.

– Да я только за, – я мало что понимал в происходящем, и почему вдруг градоначальник чуть ли не лебезит передо мной, тоже понять не мог. Впрочем, воевода быстро объяснил:

– Что, Ростислав Игоревич, тоже думаешь, что не из простых господин Омон? Вот мне такая же мысль закралась, но кроме десятника должности предложить ему нечего. Да и на службу глянуть надо! Виктор Петрович согласился ребят наших тренировать борьбе да стрельбе. А то после последнего нашествия, сам знаешь, из сотни два десятка остались. Остальных собрали – слёзы, а не бойцы! Так я жалованье ему положил пятнадцать франков. Надо б завизировать!

– Конечно! – закивал градоначальник, – О чём речь? Давай документ!

Воевода протянул Окружному договор, а тот достал печать, макнул её и оттиснул на бумаге. Тут же песочком посыпал, сдул аккуратно и протянул назад воеводе. Я понял, что официальное зачисление в дружину состоялось, о чём воевода тут же громогласно объявил. А потом я пошёл с Болдырем на рынок, который был сразу за площадью, то есть, опять по месту. И тут впервые увидел гмура. Он вывернул из-за угла, и вначале я подумал, что это просто лилипут. Бородатый и щекастый. Но следом за ним вышли ещё трое, такие же вальяжные, напыщенные, в камзолах, украшенных яркими блёстками. Впрочем, с Болдырем они поздоровались довольно открыто и даже дружелюбно. Даже поинтересовались, кто я. Когда узнали, что новый десятник, тут же принялись представляться.