– Следи за языком, – заметил Йен. – Негоже отчима обзывать скотиной.

– Ты не слушаешь, что я говорю. Он собирается отдать меня Ангусу Маккиннону.

Йен остановил коня.

– Должно быть, ты ошибаешься. Даже такая скотина, как твой отчим, не посмеет сделать это. Но все равно, я обещаю, что передам отцу и дяде твои слова.

– Я расскажу все сама, когда ты привезешь меня к ним.

Йен покачал головой:

– Я не хочу, чтобы между кланами разыгралась война из-за твоего похищения. Даже если то, что ты говоришь – правда, до свадьбы пока далеко. Ты еще ребенок.

– Я уже не ребенок, – заявила Шилес, скрестив руки на груди. – Мне тринадцать лет.

– У тебя еще не выросла грудь. И пока она не вырастет, никакой мужчина не захочет жениться на тебе. Ух! Совершенно ни к чему пихать меня своим остреньким локотком под ребра, потому что я сказал правду.

Шилес сдерживалась изо всех сил, чтобы не разреветься. Такое трудно было вынести, в особенности услышав это от человека, за которого она собиралась выйти замуж.

– Если ты не желаешь помочь мне, Йен Макдональд, я пойду пешком.

Когда Шилес попыталась соскользнуть с коня, Йен удержал ее. Взяв лицо в ладони, он большими пальцами погладил ее по щекам. Шилес потребовалось сделать над собой дьявольское усилие, чтобы слезы не полились ручьем.

– Совсем не хотел обидеть тебя, малышка, – сказал он. – Тебе нельзя ходить одной. До ближайшего дома далеко, и скоро стемнеет.

– Я не вернусь в замок, – отрезала она.

– Если я отвезу тебя назад, ты ведь опять сбежишь по подземному ходу?

– Не сомневайся.

Йен вздохнул и повернул коня.

– Тогда двинем вперед. Но если меня обвинят в похищении, это будет твоя вина.

Когда тьма сгустилась настолько, что вокруг стало не видно ни зги, Йен остановился на привал. Если бы не Шилес, он бы скакал не останавливаясь. Но до дома еще далеко, а ехать в полной темноте было рискованно.

Он протянул Шилес половину овсяной лепешки и сыр, и они молча принялись за еду. Ему еще будь здоров как влетит за это. И все потому, что она опять позволила разыграться своему воображению.

Он искоса посмотрел на нее. Бедняжка Шил! Ее прелестное имя произносилось через мягкое «ш». Так тихо шепчут на ухо «Шшш», когда хотят успокоить. Она была трогательной худышкой. Зубы были немного великоваты. Но непокорные рыжие волосы сияли так, что хотелось зажмуриться. Даже если у нее в один прекрасный день и отрастет грудь, вряд ли кто-нибудь захочет взять ее в жены из-за внешности.

По крайней мере пока она не умоется.

Йен раскатал на земле попону и предупреждающе посмотрел на нее.

– Ложись и не болтай.

– Я ни в чем не виновата.

– Виновата, – сказал он. – Хотя ты знаешь, что никто не станет тебя винить.

Шилес свернулась в комочек на краешке попоны, закутав ноги своим плащом.

Повернувшись к ней спиной, Йен завернулся в плед. Сегодня он отмахал много миль и страшно устал.

Сон почти завладел им, когда Шилес вдруг тронула его за плечо.

– Мне что-то послышалось.

Схватившись за меч, Йен сел и стал прислушиваться.

– Наверное, это кабан, – шепотом сказала она. – Или здоровый медведь.

Он со стоном рухнул на спину.

– Это ветер шумит в деревьях. Тебе показалось мало мучить меня целый день?

Теперь сон пропал. Йен слышал, как дрожала Шилес. Кожа да кости – разве может она сама согреться?

– Шил, тебе холодно? – спросил он.

– Вот-вот околею, – угрюмо откликнулась та.

Вздохнув, Йен повернулся к ней и накрыл пледом.

Теперь под пледом они лежали вдвоем.

Йен понял, что не заснет. Какое-то время он разглядывал, как ветер раскачивает ветви над головой, а потом прошептал:

– Шил, ты спишь?

– Нет.

– Я скоро женюсь, – сказал Йен и улыбнулся. – Мы встретились при дворе в Стирлинге. Сейчас я еду домой, чтобы сообщить об этом родителям.