То, что главный врач такой лечебницы, где круглые сутки пребывают посетители с самыми разными видами травм и потрясений, столь слабо знает медицину, для кого-то могло быть странным. Но только не для Крокера, который знал, что Ричард занял это место только для того, чтобы избежать отправки на фронт, в Европу. И с той поры Ричард вёл чисто «внешнюю» работу, не интересуясь, собственно, болезнями и медициной. Впрочем, следовало отдать ему должное – не интересуясь здоровьем пациентов, он делал много для их обслуживания – «выбил» самые новые приборы, сделал ремонт, заменив все коммуникации в лечебнице, и проведя электричество и телефонную связь.

А с медицинскими проблемами неплохо справлялся и простой персонал лечебницы (которому Ричард, кстати, ухитрился повысить заработную плату чуть ли не вдвое – это в условиях то Депрессии!). Собственно по этой причине больница и функционировала – ничего не понимающий в медицине начальник просто не мешал своему персоналу обслуживать больных и не лез в их работу.

– В общем, иногда, при попадании в жуткое или странное дело, человек забывает то, что с ним случилось. Я такое часто видела на фронте.

– А ты что, воевала? – удивился Ричард.

– Ну, так-то я – врач из военно-полевого госпиталя Российской Империи, – пожала плечами Василиса. – Правда числилась простой медицинской сестрой. Но приходилось делать разные операции и всё такое…

– Дожили, уже бабам скальпеля доверяют, – фыркнул Аберкхит, что деловито полировал тончайшим батистовым платком, расшитой золотой нитью, бриллиантовую запонку. – Что дальше? Может быть, оружие им доверят собирать? Это будет чёрный день для Дяди Сэма, уж поверьте мне.

Василиса дёрнула щекой, и стянула с себя косынку и обмахнулась ей.

– В общем, у этой девушки своего рода постоянная амнезия. Она вспоминает что-то и тут же теряет память. Как только она приходит в себя, то вспоминает это что-то и тут же теряет память снова, – принялась объяснять Василиса. – И такая штука может быть очень долгой. Фактически даже бесконечной.

– И что, никак не остановить это?

– Честно говоря, даже не представляю себе как… тут надо, каким-то образом заставить её не вспоминать всё это, но она вспоминает и вспоминает, – Василиса подошла к шкафу и посмотрела на судью. – А почему вы не проконсультируетесь с Крокером?

– Слушай сюда ушами… дура, – проворчал судья, прикрепляя запонку на место. – Я тебе с Крокером дел иметь не рекомендую. О нём тут метут много всякой чуши, но он – простой инвалид, которого из полиции не выгоняют лишь потому, что он имеет привычку вытаскивать из неприятностей задницы разных городских парней. Если бы его не опекали из Городского Совета нашего города, то Крокер уже давно бы в сиротском приюте полы от грязи циклевал.

– Ну,… Мне он показался вполне хорошим человеком. Умным. Он знает, что делать и очень честный. Я ему доверяю, – Василиса открыла шкаф и, несколько мгновений посмотрев на Крокера, спокойно взяла халат, висящий рядом с ним, и, закрыв шкаф, повернулась к кровати.– Счас посмотрим…

Василиса принялась осматривать девушку, а Крокер, прикрыв глаза, следил за ними прямо через дверцы шкафа – его «зрению» тонкие стенки шкафчика преградой не являлись.

Ричард и Аберкхит следили за работой Василисы одинаково равнодушно, явно не вполне понимая, что она делает – для чего трогает пульс, смотрит в глаза или слушает сердцебиение. Крокер, имевший более чем богатый опыт фронтовой медицины, знал – Василиса проводит осмотр девушки, на предмет её реакции на разные раздражители – на фронте, в госпитале, иногда так проверяли больных.