До деревни мы добрались, как и говорил наставник, за пять минут или около того. Нашему взору раскрылся восхитительный пейзаж таежной деревни. Чуть врытые в землю бревенчатые постройки хаотично разбросаны по обширной поляне, вытоптанные тропинки паутиной покрывали всю деревню и даже уходили за ее окрестности. Виден спуск к речке, вода в которой время от времени покрывалась дрожащей рябью. От ее вида сразу возникало неуютное ощущение промозглой осени, и кожа покрывалась неприятными мурашками.

Людей в деревне мало. Во всяком случае, я заметил только троих: один пожилой на вид мужичонка складывал дрова у стены домика, двое других живенько что-то грузили на небольшую тележку, запряженную невысокой серой лошадью. Да, видимо, с современным транспортом у них тут беда. Да и что досюда доехать сможет? Разве что вездеход или танк, да и то горючего едва хватит.

Как только мы приблизились к поселку, все сразу обратили на нас внимание, да с таким изумлением, будто мы не люди, а пришельцы с другой планеты. Хотя чему тут удивляться? Бедолаги, наверное, кроме своих узкоглазых односельчан больше никого в жизни и не видали, а мы с Яковом Всеволодовичем с нашими необычными лицами и немалым ростом так вообще их пугаем.

Один из погрузчиков, увидав нас, подбежал к Еладану, что-то возбужденно пролепетал, импульсивно жестикулируя и что-то показывая на своем лице. Пожилой хант ему что-то ответил, указывая на нас пальцем.

– О чем они говорят? – обратился я к наставнику.

– Хантыйский я знаю плохо. – Учитель нахмурился, в глазах отразился тяжелый труд перевода. Чуть помолчав, он продолжил: – Что-то про разрастающуюся болезнь, видимо. Похоже, что дочери Елдана стало еще хуже.

Старый хант тем временем закончил разговор с приятелем и переключился на нас.

– Шаман, – обратился он к Якову Всеволодовичу. – Горе, сильное горе! Татья совсем плохая. Жители деревни боятся, что Куль может наведаться и к ним. Многие уехали. Помоги нам, шаман.

– Веди к ней.

– Да, шаман, идем.

Мы обошли несколько домов, приблизились к небольшому бревенчатому строению. И тут я услышал душераздирающий вопль. Кричала женщина, и кричала так, словно ее заживо сжигали на костре. Волна жути прокатилась по всему телу. Такого вопля я еще никогда не слышал.

– Она здесь. – Елдан указал на один из домов, крик доносился именно оттуда.

Не проронив ни слова, Яков Всеволодович отворил дверь и шагнул в темноту жилища. Я последовал за ним.

В комнате было мрачно, как в склепе. Освещением служило лишь два маленьких оконца, да и те зашторены какими-то тряпками. Потолок низкий, я почти касался его макушкой.

В углу на узком матрасе лежала черноволосая женщина. Бледная, как мел. Под глазами синие пятна, руки и лицо исцарапаны. Дышит тяжело, с хрипотцой. Как только мы вошли, она дико завыла, словно обезумевший зверь. Ее начало трясти, пальцы впились в матрац, зубы заскрежетали. От такого зрелища я почувствовал, как дико заколотилось мое сердце, а волосы на голове встали дыбом.

– Теперь все ясно, – спокойно проговорил наставник, внимательно разглядывая беснующуюся девушку.

– Что ясно? – морщась и стараясь не приближаться к больной, поинтересовался я.

Пожилой страж тяжело вздохнул, повернулся к Елдану – я и не заметил, как старый хант шагнул за нами в дом – и потребовал:

– Покиньте дом и заприте дверь.

Хант кивнул и покорно выбежал наружу. Через мгновенье дверь захлопнулась, что-то глухо стукнуло – видимо, ее чем-то подперли. И мы с учителем остались наедине с больной.

– Так что вам ясно? – повторил вопрос я.

– Это одержимость, как, собственно, я и предполагал.