Меня можно было найти в трех местах – конечно же, в лекционном зале на занятиях, в моей комнате и в архиве. В последнем месте чаще всего. Учитывая, что во всем здании нас было всего одиннадцать (этажей и того было двадцать), редко можно было встретить в какой-либо комнате сразу двоих человек. Только в особенные дни нас посещали стратомиренцы, и тогда здание казалось небывало набитым. В такие дни Луара сияла, как начищенный пятак и одевала свое лучшее одеяние.

Архив находился на самом последнем этаже нашего Пансиона. Посещался воспитанниками, чаще всего, перед тестами, поэтому во все остальное время им интересовалась только я. В предтестовые дни я автоматически становилась гидом для всех воспитанников. Почти вслепую зная, что и где находится, я охотно указывала всем нужные секции. Это помогло мне добиться доли уважения среди воспитанников. Даже Стар стал покладистее.

Огромный архив занимал площадь всего этажа. Стеллажи здесь величественно высились, приводя лично меня в восторг и нагоняя скуку на большую половину нашего семейства. Большая часть архива была заставлена ими, и было не много свободного пространства со столами и скамейками. Я любила затеряться среди стеллажей, устраиваясь прямо на полу. Наверное, эта привычка впоследствии сделала меня невольным свидетелем некоторых особенных случаев, которые постигли нашу ученическую жизнь в Пансионе.

Мое существование медленно, но верно приближалось к моему первому экзамену на изменение звания. Но экзамен меня не пугал, нет. На нашей Планете звание получали самым объективным способом. Не было никакого жюри, никакой отборочной комиссии. Зеркало Знания – единственный объективный отбор. Оно бережно оберегалось на первом этаже нашего корпуса. Его нельзя было обмануть. Оно проверяло не просто заученный материал. Оно сканировало всю нашу внутренность, анализируя степень усвоения и возможность применения на практике.

Я была к нему готова. Мы все боялись больше другого. Как бы не подвел спутник на Земле. От нас зависело лишь усвоение материала и его сдача, когда от предназначенного спутника зависело почти все. Самое сложное, что от него требовалось – продержаться в телесной оболочке до воссоединения со стратомиренкой или стратомиренцем. Если же его дух покидал тело раньше, то он терялся во Вселенной, становясь никому ненужным одиноким странником, так и не узнавшим свое предназначение. Но участь такого землянина все равно была лучше участи стратомиренца, лишившегося спутника. Ибо он медленно угасал. Хватало всего каких-то пяти-шести наших суток для того, чтобы стратомиренец превратился в звездную пыль. Наше семейство называли одним из самых стабильных и постоянных. Нас всегда было одиннадцать вместе с Эл-Файетом. Как я узнала, в наших рядах редко угасали, поэтому и новенькие приходили не часто. Обосноваться в уже устоявшимся семействе к опытному Эл-Файету на воспитание было большой удачей. Каждый день появлялись тысячи стратомиренцев по всей Планете, и, в основном, они соединялись в новые, на месте создаваемые, семейства. И тут же какой-нибудь молодой стратомиренец, прошедший фазу на А-Лионе, но оставшийся без пары, назначался новым Файетом. Мне повезло попасть в эту старую семью. Я запомню свое появление в семействе, как одну из больших удач своего существования. Но так мирно и стабильно было у нас в Корпусе. А ведь были миллионы других Корпусов, которые ежедневно теряют своих воспитанников.

Стратоутро у меня не заладилось. Традиционно пристально посмотрев на запястье, с тревогой обнаруживаю, что свечение кажется слабей, чем вчера. Тонкая струйка света еле просвечивает и кажется, что вот-вот потухнет. С беспокойством подношу ее ко свету, но при нем она и вовсе теряется.